Цицианов

О сложности ситуации свидетельствует рапорт Карягина Цицианову от 27 июня 1805 года. «Дабы не подвергнуть совершенной и очевидной гибели остаток отряда и спасти людей и пушки», полковник «предпринял твердое решение пробиться с отважностью сквозь многочисленного неприятеля, окружавшего со всех сторон; исполняю сие, — доносил Карягин, — в намерении занять на Шах-Булаке крепость, и как в отряде остается весьма мало патронов и артиллерийских зарядов, а также невозможно взять более трехдневного провианта, потому что все оставшиеся неубитыми казенные артельные и офицерские лошади употреблены под своз артиллерии и раненых людей, то смею убедительнейше просить о скорой присылке всего, а особенно провианта, а также и лекаря с медикаментами, в коем я и все раненые имеют великую нужду Что же случится при отступлении и занятии Шах-Булакской крепости, донести не замедлю вместе с подробным рапортом о сражении с Аббас-Мирзою»[772]. Цицианов писал своему подчиненному 1 июля 1805 года: «…Сколь ни тревожно и ужасно мне известие, от вас в рапортах ваших 26-го и 27-го июня и письме сегодня только полученное, но в отчаянии неслыханном прошу вас подкрепить солдат уговорами. Я бы, конечно, по первым известиям о вашей опасности полетел бы на выручку вас, но не дождавшись из Тифлиса, с кем выйти — вы знаете, а потому подвергнусь тому же жребию, как ваш отряд, как и вы подвержены от торопливого майора Лисаневича, который в угодность Ибрагим-хану требовал помощи. Ожидаемые же войска из Тифлиса опять бы подверглись равной участи и так раздельно бы все пострадали. Лекарство посылаю; провианту без войска могу ли послать — сами знаете. И так остается вам терпеть и послать к мерзкому Ибрагим-хану, чтоб выслал провианту, а в крепости Аскаранской стоять можете и дожидаться меня. Прошу Бога подкрепить вас и от ран послать излечение. Присланный сказывал, что всех пленных отдают за мертвые тела; неужто вы того не сделаете? Если чудесами Божьими как-нибудь вы получите облегчение от участи вашей, для меня страшной, постарайтесь меня успокоить, для того, что мое прискорбие превышает всякое воображение. Жаль, что вы с собой не могли взять от прежнего вашего вагенбурга больше хлеба; он-то меня страшит, а с ним теперь по местоположению вашему 100 Баба-ханов ничего бы не сделали. Видно, моя судьба такая, чтоб от своих страдать, т. е. что ваш поход точно по тревожным Лисаневича и торопливым донесениям»[773]. Пока Карягин пробивался из окружения, Цицианов пытался двинуть к нему на помощь подкрепления из ближайших крепостей. Он писал Лисаневичу: «Доколе ваше высокоблагородие будете сидеть там, ничего не делая и не помышляя о выполнении повелений. Не в угодность ли Ибрагим-хану вы не доносите о его вероломстве и сношениях с Абу-Фетхом (мятежным сыном карабахского хана. — В.Л.). Хотите, чтобы и будущим летом они наделали мерзостей, половина ханства отложилась бы, я жертвовал бы людьми, а вы писали реляции, что Абу-Фетх ушел. Объявите хану, чтобы он перестал покровительствовать, хотя бы то были и его родные братья Ваше высокоблагородие упущаете свою должность и не знаете, в чем она состоит, вовсе не следите за партией, враждебной России, не доставляете полных сведений о событиях в Карабаге. Что Ибрагим трус и слаб, я то знаю, то, что ваше высокоблагородие не ведаете своей должности, то и я знаю, вы сидите там и политикуете…»[774]