Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира

И все же в нынешних американских евангелических церквях есть нечто, что, вероятно, насторожило бы Вебера (но не Смита): кажется, что многие из успешных сект процветают именно потому, что они выработали своего рода потребительское христианство, которое начинает походить на культ “Уол-Март”[681]. Христианство этого сорта не только увлекает и развлекает (мало чем отличаясь от поездки в мультиплекс с прохладительными напитками или кофе “Старбакс”), но и удивительно малого требует от своих адептов. Сами они, напротив, к Богу обращаются часто[682], так что молитвы, звучащие в Ассамблее Джеймса Ривера, нередко включают длинный ряд просьб о решении личных проблем. Бога-Отца, и Сына, и Святого Духа заменили Бог-Аналитик, Бог-Умирающий богатый дядюшка и Бог-Личный тренер. Учитывая то, что более % белых американцев в некоторый момент своей жизни меняют религию, вера стала, как это ни парадоксально, шаткой[683]. Единственная проблема превращения религии в досуг такова. По-видимому, американцы очень далеко ушли от протестантской этики по Веберу, в которой ожидание воздаяния привело к накоплению капитала. По его словам[684],

аскеза протестантизма со всей решительностью отвергала непосредственное наслаждение богатством и стремилась сократить потребление… Если же ограничение потребления соединяется с высвобождением стремления к наживе, то объективным результатом этого будет накопление капитала посредством принуждения к аскетической бережливости[685].

Мы только что пережили эксперимент: капитализм без бережливости. В США норма сбережений домохозяйств в разгар жилищного кризиса упала ниже нуля. Семьи не только тратили весь чистый доход, но и обесценивали свою недвижимость. Сокращение сбережений привело к финансовому кризису. В 2006 году, когда цены на недвижимость пошли вниз, началась цепная реакция. Те, кто взял в кредит больше, чем стоила недвижимость, перестали платить по закладным. Те, кто поместил капитал в ценные бумаги, обеспеченные закладными, понесли большие убытки. Банки, занимавшие крупные суммы, чтобы вложить капитал в такие ценные бумаги, столкнулись сначала с неликвидностью, а затем с неплатежеспособностью. Чтобы остановить волну разорения банков, правительство предприняло действия по их спасению, и тогда кризис негосударственной задолженности стал кризисом государственного долга. Сейчас бремя негосударственного и государственного долга США более чем в 3,5 раза превышает объем ВВП[686].

Это отнюдь не уникальное явление. Вариации на эту тему разыгрывались в других англоязычных странах: Ирландии, Великобритании, в меньшей степени в Австралии и Канаде. То была фрактальная геометрия эпохи левереджа, когда определенная проблема возвращается в том же виде, но в другом размере. В большинстве европейских стран сложились крупные “пузыри” недвижимости (цены на недвижимость относительно доходов повышались там быстрее, чем в США) и гораздо более жестокий кризис государственного долга (Португалия, Ирландия и Греция, состоя в валютном союзе с Германией, совершили ошибку, допустив очень крупный дефицит). Однако финансовый кризис 2007–2009 годов, хотя он и превратился в мировой, зародился не где-нибудь, а на Западе – из-за чрезмерного потребления и излишнего левереджа. В других регионах, особенно в Азии, картина была совершенно иной.

Общепризнано, что нормы сбережений на Востоке гораздо выше, чем на Западе. Негосударственная задолженность намного ниже. Покупку недвижимости нередко оплачивают немедленно или под небольшой залог. Другие формы потребительского кредитования играют на Востоке гораздо меньшую роль. Кроме того, азиаты работают больше своих западных коллег: средняя продолжительность рабочего времени в год там составляет от 2120 (на Тайване) до 2243 часов (в Южной Корее). Менее признано, что рост объема сбережений и промышленности в Азии сопровождает один из удивительнейших побочных эффектов вестернизации: подъем христианства, прежде всего в Китае.

Китайский Иерусалим