Читаем Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира полностью

Поколение 60-х годов, слишком молодое, чтобы помнить тотальную войну и геноцид, нашло для подавляемых желаний внехристианский выход. Теории самого Фрейда, с их отрицанием подавления и явной симпатией к половому влечению, конечно, тоже повлияли на решение европейцев оставить церкви ради секс-шопов. В работе “Недовольство культурой” (написанной в 1929–1930 годах, но изданной только в 1961 году в США) Фрейд утверждал, что существует фундаментальная “антитеза” между цивилизацией, какой она была в его время, и большинством основных желаний человека[671]:

Существование этой агрессивности, которую мы способны обнаружить у самих себя и с полным правом предполагаем ее наличие у других, – вот что препятствует нашим отношениям с ближним и заставляет культуру идти на издержки. Вследствие этой изначальной враждебности людей культурному сообществу постоянно угрожает распад. Интересы трудового сообщества не смогли бы его сохранить, поскольку инстинктивные страсти могущественнее разумных интересов. Культура должна напрягать все свои силы, чтобы положить предел агрессивным влечениям человека, сдержать их с помощью соответствующих психических реакций. Для этого… ограничения сексуальной жизни и… заповедь любви к ближнему, как к самому себе (оправданная лишь тем, что в максимальной мере противоречит изначальной природе человека)… Процесс этот [цивилизации] состоит на службе у Эроса, желающего собрать сначала отдельных индивидов, затем семьи, племена, народы, нации в одно большое целое, в человечество. Почему так должно происходить, мы не знаем; таково дело Эроса. Человеческие массы должны быть либидонозно связаны… Этой программе культуры противостоит природный инстинкт агрессивности, враждебности одного ко всем и всех к каждому. Агрессивное влечение – потомок и главный представитель инстинкта смерти, обнаруженного нами рядом с Эросом и разделяющего с ним власть над миром. Теперь смысл культурного развития проясняется. Оно должно нам продемонстрировать на примере человечества борьбу между Эросом и Смертью, инстинктом жизни и инстинктом деструктивности. Эта борьба – сущность и содержание жизни вообще[672].


Теперь читатель, конечно, поймет, что имел в виду венский сатирик Карл Краус, заявивший, что психоанализ является “болезнью, от которой он якобы лечит”[673]. Однако это послание хиппи восприняли как новую заповедь: “Пусть все идет к черту”. Хотя песня Let it all hang out (“Пусть все идет к черту”) группы The Hombres (1967) не стала одним из гимнов 60-х годов, ее первые строки обобщили имевшиеся предложения: “Проповедь, друзья, услышите вы // О Джоне Ячменное Зерно, о никотине и прелестях Евы”. С точки зрения современных критиков Запада (например, радикальных исламистов), 60-е годы распахнули дверь в постфрейдистскую антицивилизацию с ее гедонизмом, эгоизмом, отказом от теологии в пользу порнографии и от Господа-миродателя в пользу гротескно жестоких фильмов и видеоигр, лучше всего характеризующихся термином “войнография”.


Проблема всех концепций смерти протестантизма в Европе заключается в следующем: независимо от того, что они могут сказать о дехристианизации Европы, они никак не объясняют сохранение христианства в Америке. Американцы пережили более или менее те же социальные и культурные перемены, что и европейцы. Они стали богаче и просвещеннее. Американцы в большей степени, нежели европейцы, подверглись влиянию психоанализа и порнографии. Однако американский протестантизм не испытал упадка. Напротив, Бог в некотором смысле значит для американцев так же много, как и 40 лет назад[674]. Свидетельство тому – десятки миллионов прихожан, стекающиеся в церкви каждое воскресенье.

Как ни парадоксально, пришествие троицы 60-х годов – секса, наркотиков и рок-н-ролла – совпало в США с бумом евангелического протестантизма. Преподобный Билли Грэм мог потягаться с “Битлз” в том, кто соберет больше молодежи на стадионе. Это было своего рода подражанием. Выступая в 1969 году на рок-фестивале в Майами, Грэм призвал аудиторию “врубиться в Господа нашего… закинуться Его благодатью”[675]. В 1972 году “Студенческое движение за Христа” созвало евангелическую конференцию в Далласе – “Экспло-72”. Она завершилась концертом, призванным стать христианским Вудстоком[676]. Когда “гипсолитейщица” Синтия Албриттон, юная католичка из Чикаго, делала слепки эрегированных членов Джимми Хендрикса, Роберта Планта и Кита Ричардса, она лишь иллюстрировала фрейдистский триумф Эроса над Танатосом. В конце концов, Бог есть любовь, как гласят наклейки на бамперах. В одно и то же время в Америке шло и духовное возрождение, и распространение порнографии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [historia]

Первая мировая война в 211 эпизодах
Первая мировая война в 211 эпизодах

Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так "склеил" эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. "Восторг и боль сражения" переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.

Петер Энглунд

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Мозг отправьте по адресу...
Мозг отправьте по адресу...

В книге историка литературы и искусства Моники Спивак рассказывается о фантасмагорическом проекте сталинской эпохи – Московском институте мозга. Институт занимался посмертной диагностикой гениальности и обладал правом изымать мозг знаменитых людей для вечного хранения в специально созданном Пантеоне. Наряду с собственно биологическими исследованиями там проводилось также всестороннее изучение личности тех, чей мозг пополнил коллекцию. В книге, являющейся вторым, дополненным, изданием (первое вышло в издательстве «Аграф» в 2001 г.), представлены ответы Н.К. Крупской на анкету Института мозга, а также развернутые портреты трех писателей, удостоенных чести оказаться в Пантеоне: Владимира Маяковского, Андрея Белого и Эдуарда Багрицкого. «Психологические портреты», выполненные под руководством крупного российского ученого, профессора Института мозга Г.И. Полякова, публикуются по машинописям, хранящимся в Государственном музее А.С. Пушкина (отдел «Мемориальная квартира Андрея Белого»).

Моника Львовна Спивак , Моника Спивак

Прочая научная литература / Образование и наука / Научная литература

Похожие книги

100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное