Поколение 60-х годов, слишком молодое, чтобы помнить тотальную войну и геноцид, нашло для подавляемых желаний внехристианский выход. Теории самого Фрейда, с их отрицанием подавления и явной симпатией к половому влечению, конечно, тоже повлияли на решение европейцев оставить церкви ради секс-шопов. В работе “Недовольство культурой” (написанной в 1929–1930 годах, но изданной только в 1961 году в США) Фрейд утверждал, что существует фундаментальная “антитеза” между цивилизацией, какой она была в его время, и большинством основных желаний человека[671]
:Существование этой агрессивности, которую мы способны обнаружить у самих себя и с полным правом предполагаем ее наличие у других, – вот что препятствует нашим отношениям с ближним и заставляет культуру идти на издержки. Вследствие этой изначальной враждебности людей культурному сообществу постоянно угрожает распад. Интересы трудового сообщества не смогли бы его сохранить, поскольку инстинктивные страсти могущественнее разумных интересов. Культура должна напрягать все свои силы, чтобы положить предел агрессивным влечениям человека, сдержать их с помощью соответствующих психических реакций. Для этого… ограничения сексуальной жизни и… заповедь любви к ближнему, как к самому себе (оправданная лишь тем, что в максимальной мере противоречит изначальной природе человека)… Процесс этот [цивилизации] состоит на службе у Эроса, желающего собрать сначала отдельных индивидов, затем семьи, племена, народы, нации в одно большое целое, в человечество. Почему так должно происходить, мы не знаем; таково дело Эроса. Человеческие массы должны быть либидонозно связаны… Этой программе культуры противостоит природный инстинкт агрессивности, враждебности одного ко всем и всех к каждому. Агрессивное влечение – потомок и главный представитель инстинкта смерти, обнаруженного нами рядом с Эросом и разделяющего с ним власть над миром. Теперь смысл культурного развития проясняется. Оно должно нам продемонстрировать на примере человечества борьбу между Эросом и Смертью, инстинктом жизни и инстинктом деструктивности. Эта борьба – сущность и содержание жизни вообще[672]
.Теперь читатель, конечно, поймет, что имел в виду венский сатирик Карл Краус, заявивший, что психоанализ является “болезнью, от которой он якобы лечит”[673]
. Однако это послание хиппи восприняли как новую заповедь: “Пусть все идет к черту”. Хотя песняПроблема всех концепций смерти протестантизма в Европе заключается в следующем: независимо от того, что они могут сказать о дехристианизации Европы, они никак не объясняют сохранение христианства в Америке. Американцы пережили более или менее те же социальные и культурные перемены, что и европейцы. Они стали богаче и просвещеннее. Американцы в большей степени, нежели европейцы, подверглись влиянию психоанализа и порнографии. Однако американский протестантизм не испытал упадка. Напротив, Бог в некотором смысле значит для американцев так же много, как и 40 лет назад[674]
. Свидетельство тому – десятки миллионов прихожан, стекающиеся в церкви каждое воскресенье.Как ни парадоксально, пришествие троицы 60-х годов – секса, наркотиков и рок-н-ролла – совпало в США с бумом евангелического протестантизма. Преподобный Билли Грэм мог потягаться с “Битлз” в том, кто соберет больше молодежи на стадионе. Это было своего рода подражанием. Выступая в 1969 году на рок-фестивале в Майами, Грэм призвал аудиторию “врубиться в Господа нашего… закинуться Его благодатью”[675]
. В 1972 году “Студенческое движение за Христа” созвало евангелическую конференцию в Далласе – “Экспло-72”. Она завершилась концертом, призванным стать христианским Вудстоком[676]. Когда “гипсолитейщица” Синтия Албриттон, юная католичка из Чикаго, делала слепки эрегированных членов Джимми Хендрикса, Роберта Планта и Кита Ричардса, она лишь иллюстрировала фрейдистский триумф Эроса над Танатосом. В конце концов, Бог есть любовь, как гласят наклейки на бамперах. В одно и то же время в Америке шло и духовное возрождение, и распространение порнографии.