Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса

Поскольку данные экзистенциальные проблемы проявляются в условиях отмирания рыночных отношений и в конечном итоге, на фундаментальном уровне являются результатом противоречия между имманентно общественным характером главных информационных (и даже постинформационных [20]) производительных сил и по-прежнему частным характером присвоения их продукта, они всецело описываются языком марксизма. Соответственно, они и поддаются осмысленному решению исключительно на этом языке, а значит – в рамках марксистской методологии мышления.

Поэтому марксистская идеология, с точки зрения прикладной политической борьбы утратившая свою базу (и в социальном плане, и с точки зрения движущего противоречия), с точки зрения источника и основы необходимой методологии мышления парадоксальным образом вновь становится жизненно необходимой именно наиболее прогрессивной, ищущей и движущей части современного общества. Несмотря на всю свою культурную чужеродность цифровому капиталу, она будет неминуемо востребована и освоена им просто в интересах самосохранения, в силу категорической объективной необходимости: «жить захочешь – ещё не так раскорячишься».

Консерватизм же из феодальной идеологии, свойственной прежде всего связанной с Ватиканом «черной» аристократии континентальной Европы (опирающейся на землевладение и в минимальной степени связанной с финансовыми спекуляциями), а также её английскому аналогу, постепенно становится идеологией производительного капитала (капитала реального сектора), – по-прежнему обреченной на поражение в каждом конкретном историческом эпизоде, но сохраняющей свое влияние (причем и то, и другое – в силу незыблемости фундаментальных основ человеческой природы).

Либерализм же в его современном, почти до полного извращения первоначальных ценностей преобразованном глобальным финансовым спекулятивным капиталом виде обречен оставаться идеологией последнего, – и в политическом плане погибнуть вместе с ним, полностью дискредитировав себя расовым и сексуальным экстремизмом, так ярко и полно проявившимся в последнее десятилетие.

Как идея свободы, суверенитета и ответственности личности он сохранится ровно столько, сколько сохранится и сама личность как общественное явление, – однако в случае гибели человечества в мире социальных платформ без одухотворяющего его массового творчества (мир «киберпанка», «электронный концлагерь» и т. д.) личность как массовое явление исчезнет, похоронив и либерализм. При успешном же построении мира социальных платформ, поддерживаемого массовым творчеством, либерализм неминуемо подвергнется сильнейшему влиянию марксизма (на основе которого как идеологии и с использованием которого в качестве методологического и политического инструмента только и можно построить такой мир) и будет в силу этого коренным образом (для нынешнего поколения – до неузнаваемости) гуманизирован.

В настоящее время на современном Западе мы наблюдаем чудовищные плоды строго противоположного влияния – либерального извращения марксизма, подменяющего борьбу за права эксплуатируемого производящего большинства общества заведомо бесплодной агрессией многочисленных люмпенизированных, тунеядствующих и потому исторически безнадежных меньшинств. Либеральное влияние на марксизм выхолостило его на фундаментальном, базовом уровне, подменив созидательные стремления паразитическими.

Марксистское же влияние на либерализм (ничтожно слабое и лишь символическое в настоящее время из-за временной политической слабости марксизма), напротив, вернет либерализм к его исторически здоровым корням, так как будет связано с интересами созидания. Поскольку влияние марксизма на либерализм будет носить противоположный его вектору консервативный характер, последний очистится от своего нынешнего экстремизма.

9.2. Важнейшая конкуренция – в сфере стандартов