Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса

Однако это же умение, принося авторитету, становящемуся источником подобного подражания, колоссальные выгоды, вместе с ними вполне объективно и неумолимо накладывает на него и колоссальную ответственность (разумеется, принципиально отрицаемую представителями англосаксонских элит, причём далеко не только в отношении гитлеровской Германии) за конкретные формы этого подражания и, в особенности, за его исторические последствия.

Глава 6. Идеология архаизации как психоисторическая диверсия

Веймарская Германия, весьма быстро убедившаяся в полной нежизнеспособности и потому объективной промежуточности навязанной ей по итогам Первой мировой войны либеральной, а по сути дела колониальной модели управления и в целом существования общества, оказалась перед объективной необходимостью выбирать между проектом социального модерна, который в то время олицетворяли поддерживаемые Советским Союзом коммунисты, и нацистским проектом глубокой социальной архаизации, – по сути дела, воссоздания рабовладельческого общества.

Инфернальный ужас крупной буржуазии перед коммунизмом был вызван отнюдь не столько узко классовыми причинами, сколько прежде всего универсалистским характером коммунистической идеологии, делающим её объективным конкурентом либерализму как буржуазной идеологии. Коммунизм и либерализм говорили на одном языке, функционировали в рамках единой системы понятий [95] – и потому являлись (и являются и по сей день), в том числе и в силу исключительно глубокого взаимопонимания и исторического родства, непримиримыми стратегическими конкурентами, пусть даже и способными (в силу все того же взаимопонимания) на временное тактическое объединение против общего противника.

В то же время имманентно присущая нацизму расовая ограниченность гарантированно обрекала его на локальность [19], которая с точки зрения мировой конкурентной борьбы означала глобальную слабость и объективно представляла собой предпосылку превращения его в стратегический инструмент либерализма, – грязный и стыдный, но по большому счету безопасный для него (хотя и смертельно опасный для многих отдельно взятых его представителей).

Именно объективная сила и привлекательность коммунизма и столь же объективная собственная историческая слабость нацизма прежде всего обеспечили последнему всемерную поддержку крупной буржуазии Запада (и в особенности его финансовой олигархии) – и, как результат, приход к власти[90]с последующим третьим (после Карла Великого и Наполеона) объединением континентальной Европы.

Национал-социалистическая рабочая партия Германии (НСДАП), не только не отрицая капитализм, но и всецело оставаясь в его рамках, стала тем не менее принципиально новым явлением, новой формой и новым этапом в развитии общественного (само)управления, соответствующей объективным требованиям индустриальной эпохи. Она в корне отличалась от всех буржуазных партий всех времен тем, что не служила какой-либо одной из групп капитала (включая национальный капитал самой Германии), а стала политически самодостаточным автосубъектом управления в совокупных, конечных, стратегических, но ни в коем случае не тактических интересах национального капитала (и ни в коем случае не в частных интересах какого бы то ни было из его компонентов) [91].

В этом качестве НСДАП смогла справиться (хотя и неизмеримо хуже и непоследовательней советских большевиков, что и явилось одной из причин её исторического краха) с задачей организации развития науки, выполнив историческую функцию, оказавшуюся непосильной для политически ослабевшей к тому времени аристократии.

В то же время даже хотя бы воссоздать на новой технологической базе (не говоря о том, чтобы создать заново с достижением принципиально нового качества) полноценную фундаментальную науку, несмотря на целый ряд действительно выдающихся (и в целом ряде направлений оплодотворивших после их краха всю мировую науку) прикладных достижений, нацистам не позволило их фундаментальное, продиктованное сочетанием консерватизма и романтизма стремление к социальной архаике. (Их и по сей день потрясающие воображение чудовищные зверства, последовательное отрицание гуманизма и по-немецки тщательное расчеловечивание представляются прежде всего лишь следствиями этого стремления, служащего краеугольным камнем их мировоззрения.