Не важно, с чего система начнется — с либерализма, монархизма, фашизма, коммунизма или бандитизма; закончится она мандаризмом, если просуществует до естественного конца. Потому что мандаризм — это финальная стабилизация системы в состоянии успокоения, мандаризм — аттрактор любой человеческой системы. Все цветовое выравнивается до серого, все человеческое — до нейтрального и никакого. Всё хорошее известно, всё плохое тоже. Как в культуре происходит исчерпание темы, и с вершины остается только один путь вниз, то же происходит и с культурой, и с системой управления.
Первая стадия мандаринского управления — это комиссары, политические представители власти в структурах. Комиссары — это первые универсальные руководители, пока еще только политические. Мандаризм объединяет в себе все формальные элементы от всех возможных систем общественного устройства. За всё хорошее — против всего плохого. Естественно, на формальном уровне, при утрате уровня содержания и смыслов. Мандаризм строится на эффективности и функциональности собственно бытия, у него есть только сущее и нет должного, и все высокое — мораль, идеологию, религию, да и по возможности собственно культуру — он отвергает, превращая их оставшиеся элементы в законы.
Мандаризм может иметь коммунистическую шкуру; но при этом коммунисты будут сидеть в тюрьмах, а на должностях коммунистов будут функциональные эффективные бюрократы: серые мышки, люди-никто.
Репрессии при мандаризме жестоки и случайны, поскольку никто толком не знает, кого и за что репрессировать. Основная проблема репрессий — даже когда хочется кого-то репрессировать, собственно достойных людей не находится, вся масса однородна. Но обычно даже не хочется, хотения остаются в прошлом, просто какие-то ржавые древние механизмы выдают заказы на репрессии. И еще потому, что с пониманием причинно-следственных связей проблема, а здесь эти связи еще и запутаны. Если процессы вдруг запускаются, то они тянутся долго, чтобы можно было все варианты и последствия просмотреть и сбалансировать.
Мандаризм — система управления страной и населением и государственный строй и… необщественный строй. Мандаризм не может быть общественным строем, потому что отрицает общество. Мандаризм идет в истории параллельно с необществом, они не следуют друг из друга, они имеют общие предпосылки. Государство занимает место общества, протекая в пустое место, где оно было, поскольку общество к этому моменту умирает — что является предпосылкой возникновения мандаризма. Закон заменяет мораль, и мораль принимает оформление в виде закона. Смерть общества предполагает смерть нации и наличие массы, и отсутствие реальных классов, обладающих классовым самосознанием.
Движитель всего социального и политического — это стремление привести сущее к должному. Но в массовом необществе сущее рассматривается как должное. Так что двигаться некуда. Если только какие детали сделать получше. Мандаризм — это бесконечный ремонт.
При том, что отдельные страны находятся в режиме мандаризма, грядет мировой мандаризм, что приведет к некоторому распределению его особенностей по разным странам, и наблюдать его в чистом виде будет затруднительно.
Мандаризм — это слияние регулирования и распределения социализма и отчуждение труда капитализма. Это слияние всех мерзостей социализма и капитализма, поскольку времена поздние, вырожденные, и мерзостей очень много. Это издевательство над живой природой человека.
По совокупности своих элементов мандаризм — это режим людей, превратившихся и превращенных в насекомых.
Родоплеменное бытие как было основным в плане популярности 100 000 лет назад, так и осталось сегодня. Бытие национальное — это исключение, требующее очень больших затрат энергии. Поэтому бытие национальное невозможно поддерживать хотя бы относительно долго. Иное дело, что нации определяют вид человечества, что создает иллюзию, что человечество в основном пребывает в состоянии национального бытия. Реально эти национальные структуры непрочные и ничтожно малочисленные — хотя и определяют историю. Нации — это периодически возникающие надстройки над племенным бытием; они определяют мир, они загоняют племенное в тень, но только пока они есть. И в оболочках наций выявляется то же самое родоплеменное бытие, которое рано или поздно, а обычно рано, теряет национальную оболочку. Что в начале — то и в конце; сначала клан провозглашает свою власть и вокруг него создается нация — сначала аристократическая. Монархическая система — она ведь кланово-племенная. В конце нация рассыпается и остаются кланы — но уже не те, не первые.
В правильном мире общество или племя стоит над государством, а обществом или племенем руководят люди. Когда общество или племя умирает, государство начинает работать по унаследованной программе, как робот, программу которому поменять забыли.