Цивилизация. Новая история Западного мира

Россия приняла для себя политическую систему, являвшуюся детищем западного Просвещения и по-прежнему не решившую главной проблемы — в концептуальной системе координат марксизма отсутствовало место для политической оппозиции, ибо любая оппозиция революции по определению действовала от лица реакционных сил, стремящихся затормозить или повернуть вспять исторический прогресс. Как и перед Платоном за 2300 лет до этого, перед советскими лидерами стояла задача построить наяву идеальное общество — общество, которого не может быть. С ростом влияния и силы Советского Союза Запад обрел в нем новый «Восток», которому отныне мог себя противопоставлять, однако политическая идеология этого образования являлась порождением глубоко западным, и ее истоки лежали в древнем, как Европа, убеждении, что абстрактное умозрение, мышление общими понятиями есть единственный путь к истине и к открытию законов, знание которых позволит решить все проблемы человечества. Запад подарил коммунизм миру и затем был вынужден потратить многие десятилетия на то, чтобы от него избавиться.

Советский Союз укрепился в положении современного индустриального государства как раз в то время, когда Запад переживал глубокий внутренний кризис, связанный с экономическим спадом и подъемом правого экстремизма. Многие из тех на Западе, кто отстаивал необходимость справедливого общественного устройства, не могли устоять перед зрелищем возникшей практически из ничего полноценной альтернативы индустриальному капитализму. На фоне безработицы и фашизма, все увереннее воцарявшихся на улицах и обезлюдевших фабриках западных городов. Советский Союз выглядел неким раем для рабочих — местом, где товары распределялись по потребности, а работа — по способности.

Тем временем социализм, помимо своего чисто политического влияния, приобрел духовное, почти полурелигиозное содержание (см. главу 14). В преобладающе светском обществе, пережившем катастрофу механизированной войны и преисполнившемся глубокого пессимизма относительно перспектив человечества и политических перемен в условиях индустриального капитализма, вера в социализм распространялась еще активнее, чем в довоенную пору. Социализм выступал как противовес отчаянию и фрейдистскому недоверию к человеческой природе — по мнению социалистов, человек нес в себе больше доброго и нуждался в справедливости и уважении, а вовсе не был носителем разрушительного начала, неспособным обойтись без внешних ограничений. Воспринимаемый как идейное выражение присущего человеку желания жить на благо других, социализм сделался для многих обитателей Запада средоточием надежды на лучшее будущее.

В 1920-е и 1930-е годы казалось, что в советском обществе осуществилось многое из когда-то обещанного Марксом. Благодаря государственному планированию люди все лучше обеспечивались продовольствием, промышленными товарами, образованием и услугами здравоохранения. По всей стране преподаватели, направленные государством, стояли у доски в сельских классах, и вслед за ними крестьяне старательно выводили свое первое предложение: «Мы не рабы. Рабы не мы». Советскую науку возглавило поколение ученых — Кольцов, Четвериков, Вавилов и другие. — которые посвятили себя делу нового государства и выдвинули Советский Союз на передний край развития мирового селекционного растениеводства, популяционной генетики, агрономии и физики. Творчество целой плеяды русских художников, музыкантов, поэтов и прозаиков, заявивших о себе как о фигурах мирового значения, — Маяковского, Горького, Шолохова, Шостаковича, Пастернака, Булгакова — отражало ощущение коренного обновления, имевшего принципиальное значение для всего человечества. И тем не менее уже в 1918 году немецкой коммунистке Розе Люксембург ясно представлялось, чем чревато будущее первого коммунистического государства: «На место представительных органов, создаваемых на основе всеобщих народных выборов, Ленин и Троцкий поставили советы как единственное истинное представительство трудящихся масс… Без всеобщих выборов, без неограниченной свободы печати и собраний, без свободной борьбы мнений жизнь покидает все общественные институты… Общественная жизнь постепенно впадает в спячку, несколько десятков партийных вождей, обладающих неиссякаемой энергией и безграничным опытом, стоят во главе всего и правят в одиночку».

Надежды многих русских и людей, симпатизирующих им на Западе, поддерживались и на протяжении гражданской войны начала 1920-х годов, и еще в 1930-х годах. Однако затем власть, как и предсказывала Люксембург, поделили между собой члены немногочисленной элиты. К концу 1920-х годов, несмотря на вполне ощутимые успехи Советского Союза, коммунистическая партия утратила единство руководства, а также четкое представление о направлении развития страны.