Цивилизация Потопа и мировая гибридная война

Непонятный для носителей секулярного и демифологизированного сознания секрет состоит в том, что грешность людей и царей, церковные расколы, упадок христианства, революции и наступление лютых времен — все это никак не способно поколебать Святой Руси. Поэтому на Руси буквально строятся архитектурно-пространственные иконы сакральной истории, Новые Иерусалимы, Гефсимании и Вифлеемы. Многие храмы, соборы и монастыри создавались как иконы Небесного Иерусалима. К примеру, этот образ проецировался на центр Москвы — где стержнем стал Троицкий (Покровский) собор на Рву, в народном наименовании Храм Василия Блаженного. Его пестрый и красочный экстерьер изображал райский сад.

Патриарх Никон водружает свои иконы священной истории в географии и топонимике Истры, то же делает после него преподобный Серафим вокруг Дивеева, то же самое сделает в своей ослепительной поэзии Сергей Есенин, придавая с истовой верой родным русским местам и просторам звучание библейских имен. На Руси собираются все драгоценности мира, создается мировой музей, но это и не совсем музей, а скорее священный ковчег, куда приносятся сакральные остатки и останки. Чужие святыни не чужие для нас, о чем писал Достоевский, тем самым устами Версилова оправдывая отчасти русских западников: «О, русским дороги эти старые чужие камни, эти чудеса старого божьего мира, эти осколки святых чудес; и даже это нам дороже, чем им самим!»

Народ мечтает в своей сказке о том, что он добывает для Святой Руси любое чудо — и жар-птицу, и царь-девицу. Русский народ подобен Гераклу, крадущему золотые яблоки сакральной истории в саду Гесперид. Но и сам сад этот находится от нас недалеко, он где-то в самой сердцевине Святой Руси. Святая Русь является не только символическим, но и буквальным местом «царства блаженных» с медовыми и молочными реками, а также и местом изначальной гиперборейской прародины. Остров Буян с камнем Алатырем незримо пребывает рядом, где-то здесь та самая Ось Мира. Ведь и Царствие Небесное ходит недалеко от нас, а святые помогают нам здесь и сейчас: «На море на Окиане, на острове на Буяне, на бел-горючем камне Алатыре, на храбром коне сидит Егорий Победоносец, Михаил Архангел, Илья Пророк, Николай Чудотворец». Так обнимаются церковная иконопись и роспись с праславянским мифом. И на Святой Руси не просто верили, а твердо знали, что в Ирий можно добраться, что на «востоке солнца, близ блаженного рая» есть острова, где видели райских птиц, что некоторые из новгородских моряков доплывали до рая, о чем свидетельствовал святитель Василий Калика, архиепископ Новгородский.

Другой важнейшей ипостасью русской мечты является царство правды, имеющее разные воплощения. Здесь и идеал бегунов и странников, и разнообразная народная утопия, поиски рая соединяются в ней с поисками Беловодья. Но это также идеал социально-исторический, вера в то, что царство правды может и должно действительно реализоваться, — и здесь народники, а затем большевики угадали вековое чаяние, дав его довольно-таки приземленную трактовку как социальной справедливости и равенства в распределении благ.

Важнейшим изводом русской мечты, русского мессианства является идеал твердыни, Третьего Рима, царства верных, в котором — финальное и наивысшее воплощение странствующего града, переходящей империи. Это не мечта о мировом господстве, как у некоторых других народов, это мечта о царстве, где люди живут по правде. Но мечта эта в реальной истории воплощается не как идеальное государство, которого построить русским пока не удалось, — а как государство миродержавия, то есть обуздания зла, сокрушения претендентов на мировую власть. В сущности это полностью соответствует тому же учению об Удерживающем, образ которого дан и в змееборце-Победоносце, гербе града Москвы. Мы видим этот мотив и у Пушкина, который напоминал в письме Чаадаеву, что Россия спасла Европу, остановив в себе энергию страшного нашествия монголов. Победа для русских сладка не из-за воинственного сладострастия, победа важна потому, что «наше дело правое», отчего на алтарь ее могут быть принесены и жертвы совершенно неимоверные.

Если перечитать сегодня те письма, в которых старец Филофей в XVI веке сформулировал доктрину Русского царства как Третьего Рима, то на поверку окажется, что они, особенно письмо к великому князю Василию III, удивительно актуальны. У псковского старца его мечта вырастает из трех тезисов об очищении Руси: во-первых, из очищения власти от сребролюбия, во-вторых, из очищения от несуразностей и ошибок в церковной вере и благочестии, в-третьих, из очищения от содомской мерзости.