Цивилизация Потопа и мировая гибридная война

Еще тогда Гребенщиков впал в чрезвычайную зависимость от англосаксонской контркультуры, и эта зависимость навсегда определила его лицо. Основными источниками знаний о рок-н-ролле стали журналы New Musical Express, Melody Maker, которые ему регулярно доставляли заботливые друзья и покровители. Но самое главное происходило в устных разговорах. Надо отдать должное Борису, солженицынщину, диссидентство он не принял. Однако странным образом, пропитываясь западной популярной культурой, он себя от «инакомыслящих» не отделял, более того, готовился воспользоваться плодами их деятельности: «Пусть кто-то рубит лес, / Я соберу дрова; / Пусть мне дают один, я заберу все два; / Возьму вершки и корешки — / Бери себе слова» («Блюз простого человека», 1978). В этом смысле стратегия Гребенщикова противоположна стратегии Пушкина, аллюзией на которого (стихотворение «Не дорого ценю я громкие права…») данная песня является.

Спусковым крючком рок-н-ролльной лихорадки для членов «Аквариума» стала, конечно же, битломания. «Большей мистики, чем получить песней „Битлз“ по голове в 12 лет, я до сих пор представить не могу… — говорил Гребенщиков в интервью 1998 года. — После этого хождение по воде, оживление мертвых и летание по воздуху представляются второстепенными развлечениями…» Отметим сразу — характерное сравнение со Христом и с левитирующими магами.

Можно спорить или не спорить о вкусах, о масштабе достоинств группы «Битлз» на фоне вершин мировой музыки. Однако трудно оспорить две вещи: битломания была пронизана каким-то «ослиным» началом, вихлянием, похотливым полуживотным духом. И это связано с самой природой их музыки, создаваемой с цинизмом прожженных парней, которые после нескольких лет игры в стрип-барах вдруг начали воспевать романтическую дружбу с целью соблазнения глупеньких старшеклассниц из колледжей. Что тут скажешь, хорошая религия на замену христианству! Не буду здесь говорить про убожество текстов западных рок-групп, понятно, что брали они эстетическим бунтом, хотя сам упрощенный подход англосаксов «к песенкам» тоже подкупал: уж у нас-то, думали русские эпигоны, уровень и культурный запас будут не хуже! (В песнях Харрисона, особо любимого Гребенщиковым, форма музыки полностью подавляет текст, растворяет его в себе, превращая в «подпорку» для музыкальной интонации, — отсюда рок-мотив «есть то, чего никогда не доверить словам».)

В стремлении подражать западной контркультуре было нечто болезненное. Как вспоминал виолончелист группы Всеволод Гаккель по поводу просмотра какого-то видео, «нам казалось, что человек, не видевший The Beatles, терял единственное из того, что вообще в жизни имело смысл посмотреть, исключая второе пришествие. Но вот оно-то как раз неизбежно, а прозевать The Beatles — можно…» Обезьянничали как могли: мечтали повторить в Ленинграде Вудсток-фестиваль, собирая толпу хиппи на ступенях Михайловского замка, употребляли внутрь пятновыводитель «Сополс» (на слэнге — «банка»). «Боб говорил, — вспоминает Гаккель, — что это сильнейшее психотропное средство, полный аналог заморского ЛСД». Летом на берегу Финского залива в дикой зоне устраивали постоянный пикник, который соприкасался с находящейся по соседству колонией нудистов. Нудизм тогда входил в моду. Место это называли между собой «остров Сент-Джорджа». По всей видимости, именно вокруг этой атмосферы родились такие песни, как «Пьет из реки», «Четырнадцать», «Наблюдатель», «Музыка серебряных спиц» с их гипертрофированной загадочностью и пляжным эротизмом. Впоследствии фотографии этого периода с ню-натурой использовались в оформлении альбома «Радио Африка». В общем, как верно заметил Гребенщиков в своей отповеди Кире Серебренникову по поводу фильма «Лето», жизнь у них была гораздо интереснее, чем тот показал…