Цивилизация Просвещения

Безбрачие — достояние аристократов; это касается и церковного целибата. Безбрачие — достояние XIX столетия: оно входит в джентльменский набор мальтузианского аскетизма. Европейская модель в куда большей степени характеризуется высоким возрастом вступления в брак, нежели распространенностью полного безбрачия; подобная изысканность — дело относительно недавнего прошлого. Полный отказ женщины от замужества предполагает достаток, экономическую независимость и особенно — ощущение уверенности. Количество отказов от брака имеет тенденцию увеличиваться с ростом урбанизации. В Бретани и Анжу график количества не состоявших в браке до 50 лет выглядит следующим образом: 8,8 % в 1690–1699 годах, 13 % в 1750—1759-м, 8,9 % в 1760—1769-м. Гиперструктура недавнего времени — распространение аристократической манеры на обычаи простонародья. А ведь даже эти 7–8 % не вступающих в брак в сельских районах Франции в XVIII веке по-прежнему резко выделяются на фоне 2–4 % жителей России и менее чем 1 % во всем остальном мире.

Напротив, позднее вступление в брак — явление очень древнее. В конечном счете его совокупное влияние оказывается куда более значительным, чем влияние полного безбрачия. Средний возраст вступления в брак у женщин в Центральной, Западной и Северной Европе превышает 25 лет (в многочисленных небольших районах Нормандии в начале XVII — первые десятилетия XVIII века он нередко достигает 28–29 лет). Испания, как кажется, демонстрирует несколько более низкие цифры, но вся Италия с этой точки зрения полностью входит в густонаселенную Центральную Европу.

Когда появляется эта принципиально важная структура? На этот вопрос трудно ответить точно. В конечном счете она всецело служит признаком благосостояния и процветания; она сводится к накоплению мощных резервов. Эта структура раз и навсегда занимает свое место в долгосрочной перспективе, поскольку в зависимости от обстоятельств ее значение может быть обратным, и время венчания меняется в период кризисов. Одно несомненно: революция совершается в XVII веке. В благословенной Англии колитонцы с начала царствования королевы Елизаветы идут под венец в 27 лет. В ту пору они имеют по 6,4 ребенка на семью, а продолжительность жизни, ожидаемая для новорожденных, сказочно высока — 43 года. Поистине благословенная Англия! Эту структуру постепенно дополняет полное безбрачие и обратный брак, некогда упомянутый Филиппом Арьесом: «В Ильи-Вилен нередко случалось видеть, как совсем молодые люди женятся на девицах 15 годами старше их. Благодаря этому они менее подвержены опасности иметь много детей». Когда же утверждается эта структура «нового европейского брака»? Чтобы установить это, нам не хватает данных статистики эпохи Просвещения. Впечатляющее множество работ последнего времени позволяет нам предположить, что в Англии такая структура получает широкое распространение уже в конце XIV века, в Италии и Германии — в конце XV века. В эпоху Возрождения эта структура распространяется на 70–80 % везде понемногу. Но окончательно она сформируется только в XVII веке.

На практике такая модель приводит к созданию запаса производительных возможностей. В результате достаточно длительной эволюции используется только от 40 до 60 % периода фертильности; даже чуть меньше, если учесть способность к зачатию. Одновременно быстропреходящим поколениям первобытных культур и других цивилизаций противопоставляется долговременное — 33–34 года — матри- и патрилинейное поколение. Это дополнительная трудность для воспроизводства населения. Необходимый коэффициент было бы сложно поддерживать как в состоянии равновесия, так и на уровне больше единицы, если бы утверждение этой новой структуры не сопровождалось существенным увеличением продолжительности человеческой жизни. Разумеется, эта структура предполагает повсеместную замену старой агнатической системы супружеской семьей, знаменитым nucleus[36], милым сердцу наших английских друзей. Кроме того, она оптимальна для передачи знаний. Правда, есть риск: ребенок-сирота. Мы знаем, какую роль в народном восприятии вплоть до XIX века играет тема сиротства; она соответствует жестокой реальности. В XVII веке в простонародной среде нет другого выхода, кроме немедленного повторного брака. В XVIII столетии вырисовывается возможная альтернатива — одинокий дядя или тетка, — что находит отражение и в литературе.