Цивилизация Просвещения

В тридцать лет женятся и выходят замуж не так, как в пятнадцать. Супружеская семья предполагает брак если не по душевной склонности, то, как минимум, по некоторому личному выбору. Не верьте литературе. Парадоксальным образом новая модель, как мы видели, поднималась снизу вверх. Волна французского мальтузианства в XVIII веке распространялась сверху вниз. Не верьте литературе: она описывает обычаи тех, кто наверху. Аристократический брак, брак крупных буржуа мог в течение долгого времени оставаться делом семейной стратегии. Крестьянский брак был более свободным. Среди обитателей замкнутого мира, где человек, чтобы жениться, зачастую должен был ждать, пока его отец умрет и оставит ему землю, брак не может быть делом рук родителей. Конечно, до 25 лет требуется согласие родителей, — но до 25 лет никто (или почти никто) и не женится. И вот к 27,28,30 годам больше половины всех женатых (как предсказывает компьютерная имитация и как подтверждают приходские записи) — круглые сироты. Брак — дело личного выбора, расположения, трезвой заинтересованности; долго притесняемой сексуальности и страсти здесь делать нечего. Брак бедняков в XVIII веке — дело, событие, в котором эмоции присутствуют лишь в виде полутонов. Ромео было 15 лет, Джульетте — 12. Аристократическая Венеция XVI века бесконечно далека от Просвещения. Революция нового брака до нее еще не добралась. Она уже проявилась в Колитоне, в крестьянской Англии. Но Шекспир осознанно направляет взгляд в другую сторону. Брак в 30 лет наряду с распадом родовых отношений знаменует собой конец ремесла свахи. Вспомните Испанию конца XV века; в Европе эпохи Просвещения у Селестины больше нет детей. Ее сестры трудятся не покладая рук в Индии, в Африке, в Китае. Сваха, всегда немного колдунья — без этого не обойтись, чтобы составить правильную пару инь и ян, — атрибут другого типа брака: в Европе эпохи Просвещения Селестина безработная. Разве Парижский парламент не лишил ее всех прав? С 1670 года колдуний больше не сжигают.

Мы знаем о браке благодаря эндогамии. Для изучения мотивов, требующего более тонкого, личностного подхода, мы располагаем уникальным источником — разрешениями на брак: несколько сот тысяч документов в одной только Франции, над которыми ведется огромная работа (Жан-Мари Гуэе). В каноническом праве за многие века была сплетена сложная паутина препятствий к браку, обусловленных родством и сродством. Под сродством понималось духовное родство, устанавливающееся между крестным отцом и крестной матерью. В эпоху Просвещения, каким бы сильным ни было желание обзавестись протекцией, — это проявлялось в том, что крестные родители, как правило, выбирались из более высокого социального слоя, — пара «крестный отец — крестная мать» в конце концов стала копией бинарной модели супружеской семьи; с другой стороны, каноническое право трактовало понятие родства чрезвычайно широко. Расширение родства до пределов устных преданий — несомненно, изобретение клириков, изыск, пришедший из высших сфер, от тех, кто еще до введения регистрации всех рождений привык к ученым генеалогиям; возможно, оно преследовало цель утвердить новые отношения покровительства, не допускающие двойного использования, расширить сеть «друзей по плоти», но прежде всего это плод атмосферы недоверия к сексуальности, в предельном случае касающегося и брака, тайного желания помешать легкому увеличению числа семейных пар. Быть может, именно оно подготовило в глубинах подсознания ту фундаментальную революцию в области брака, которая обусловила в Европе наступление Нового времени.