Цивилизация Просвещения

Государство, изначально не имевшее средств, теперь эти средства получило. В начале царствования налоговые сборы составляли 20 % французских при сопоставимой численности населения и регулярной армии, насчитывавшей более 100 тыс. человек. Из всех земель старой монархии сильнее всего изменилась Богемия, близкая к Силезии, которая стала ее конкурентом. Волнения 1770–1771 и 1775 годов были признаком неблагополучия, но одновременно и важнейших преобразований — вспомним рекордный демографический рост. Именно в Богемии (в год роспуска иезуитского ордена) Рааб, физиократ и член Торгового совета, осмелился выступить против крепостного права, положив начало процессу, который завершится только в 1848 году. В социальном плане Богемия по уровню развития стояла почти в одном ряду с Бранденбургом, Померанией и Пруссией; вся прочая дунайская Европа отставала на много веков.

При Иосифе II темп изменился. «В Вене юный император, снедаемый честолюбием и жаждущий славы, только и ждал случая, чтобы нарушить покой Европы», — лицемерно заявлял Фридрих. Иосиф II стремился выйти за пределы треугольника преобразований, очерченного министрами его матери. Удобства ради он запустил процесс германизации дунайской Европы. Его неосторожность по отношению к Нидерландам, старинной земле свободного местного самоуправления, полноправному члену развитой Европы, вызвала сопротивление, едва не приведшее к восстанию. Экономическая деятельность была успешной, она позволила окончательно заложить основы индустриального take off в треугольнике Богемия — Моравия — Австрия в XIX веке.

Йозефинизм, религиозная политика, распространившаяся на всю католическую Европу, противостоял замешенной на прагматичном равнодушии веротерпимости Фридриха II. Можно ли говорить о просвещенной нетерпимости? Иосиф II был слишком христианином, чтобы не попытаться использовать свое могущество во благо своей склонности к просвещенному католицизму, такой далекой от барочного сознания его подданных: почти кальвинистский культ движения, о котором мечтали в XVIII веке радикальные ришеристы из числа янсенистов-пресвитериан; интеллектуальная религия онтологического свойства; церковные обряды, направленные на скрупулезное соблюдение норм моральной чистоты и, еще в большей степени, службы, вполне можно было бы сказать — присутствия в мире. Впрочем, таковы же были и цели Просвещения. Имплицитно они заключают в себе diminutio capitis[68]. Подобно лучшим людям своего века, «он [Иосиф] полностью отвергал созерцательную жизнь, аскетизм и мистику <.„>. Казалось, он не ведал о святом причастии и обратимости заслуг» (Ф. Блюш).

Ни у кого, если можно так выразиться, «интегризм» светской политики не заходил так далеко. Его уверенность в примате государства приближается к политической теологии второго поколения реформаторов. «Божественное право, явленное Священным Писанием, и естественное право, воссозданное человеческим разумом, суть две основы власти монарха. Секуляризуя теории Боссюэ, Лейбниц, Вольф и Мартини упрочивают верховную власть, потому что отныне она становится двойным залогом божественных установлений и опоры на разум».

С этого момента все в церкви идет кувырком: деление на епархии, назначения на должность, обучение клира, уменьшение влияния черного духовенства. «Мой братец — ризничий» — острота Фридриха II — проникает в каждую мелочь: война с изваяниями, уменьшение освещения, цензура проповедей в пользу практических выступлений, направленных на земное, гражданское и моральное процветание государства.

Положительным моментом стал эдикт о веротерпимости 1781 года, несмотря на все содержащиеся в нем оговорки и скрытые смыслы. Он направлен на то, чтобы предотвратить массовую эмиграцию чешского меньшинства в Силезию, перешедшую под власть Пруссии. Терпимость касается только крупных христианских конфессий, ограничивает отправление культа жестким минимумом и все-таки обеспечивает двукратное увеличение числа протестантов в исконных германских землях менее чем за десять лет: 73 тыс. в 1782-м, 136 тыс. в 1788 году. Добавим произошедшие с задержкой на тридцать лет по сравнению с Пруссией и несколько большими ограничениями социальную интеграцию евреев (с 1781 года отменяется обязательное проживание в гетто и ношение отличительных знаков на одежде) и открытие университетов: как свидетельствует интеллектуальная история, в Вене, как и в Берлине, еврейская буржуазия в полной мере воспользовалась этим.