Цивилизация в переходное время

978 Старое европейское наследие выглядит довольно бледно по сравнению с этими мощными первобытными влияниями. Вы когда-нибудь сравнивали горизонт Нью-Йорка или любого большого американского города с горизонтом такого пуэбло[612], как Таос? Вы видели, как дома громоздятся башнями, одна выше другой, ближе к центру? Без сознательного подражания американец бессознательно заполняет спектральные очертания ума и темперамента Красного Человека.

979 В этом нет ничего чудесного. Так было всегда: завоеватель побеждает старожила телом, но уступает его духу. Рим в зените своего могущества впитывал мистические культы Востока; однако дух самого скромного среди них, еврейского тайного общества, напрочь преобразил величайший из всех городов. Завоеватель получает неправильных духов-предков, как сказали бы первобытные люди; мне нравится этот красочный способ выражения мысли – он содержателен и подразумевает все мыслимые последствия.

980 Люди редко хотят знать, каково явление само по себе; им важно знать, благоприятно оно или неблагоприятно, целесообразно или дурно, как будто на свете и вправду существует нечто заведомо благое или дурное. Факты таковы, какими мы их принимаем. Кроме того, все, что движется, воплощает угрозу. Потому нация в процессе становления, естественно, сулит угрозу себе самой и всем остальным. Безусловно, я не намерен притворяться пророком или смехотворным советчиком, да и советовать тут, в общем-то, незачем. Факты не бывают благоприятными или неблагоприятными; они просто вызывают любопытство. А самое интересное то, что у этой детской, порывистой, «наивной» Америки психология, пожалуй, сложнее, чем у любого иного народа.

XXIII. Сновидческий мир Индии [613]

981 Первое впечатление о стране очень часто похоже на первую встречу с человеком: ваше впечатление может быть неточным, даже вовсе неправильным во многих отношениях, но вы, скорее всего, уловите некие признаки или черты, которые наверняка позже затмит более точное впечатление после второй или третьей встречи. Читатель допустит серьезную ошибку, приняв любые мои утверждения об Индии за евангельскую истину. Вообразите человека, впервые в жизни приехавшего в Европу; он проводит около шести-семи недель, путешествуя из Лиссабона в Москву и из Норвегии в Сицилию, не понимает ни одного европейского языка, кроме английского, и имеет самое поверхностное представление о европейских народах, их истории и реальной жизни. Чего от него ждать, кроме слегка бредовой фантасмагории мимолетных впечатлений, сиюминутных эмоций и поспешных суждений? Боюсь, у него мало шансов избежать обвинения в полной некомпетентности и неразумности. Сам я оказываюсь приблизительно в том же положении, осмеливаясь говорить об Индии. Мне подсказывают, что у меня есть оправдание: как психолог, я должен видеть больше других – по крайней мере, подмечать подробности, которые ускользают от остальных. Не знаю, насколько это верно; пусть судит читатель.

982 Плоская гладь Бомбея и невысокие темно-зеленые холмы, почти внезапно вырастающие над горизонтом, создают ощущение бескрайности континента позади города. Это впечатление объясняет мою первую реакцию после высадки с парохода: я взял машину и уехал за город, в сельскую местность. Стало гораздо лучше – меня окружали желтая трава, пыльные поля, туземные хижины, огромные причудливые баньяны с темно-зеленой листвой, чахлые пальмировые пальмы, лишенные жизненных соков (эти соки собирают в бутыли ближе к верху деревьев и гонят пальмовое вино, которое я так и не попробовал), истощенный скот, тонконогие мужчины, пестрые сари женщин, все лениво торопятся или торопливо ленятся (alle in müßiger eile oder eiliger Muße), и им нет нужды объясняться или объяснять, потому что они именно таковы, каковыми им надлежит быть. Равнодушные, бесстрастные – я единственный среди них не принадлежал Индии. Мы миновали полосу джунглей возле голубого озера. Резко затормозили, и я было решил, что мы переехали затаившегося в засаде тигра, но вместо этого мы очутились на каких-то местных киносъемках: что-то предположительно должно было случиться с белокожей девушкой, наряженной сбежавшей из цирка dompteuse[614]. Камеры, мегафон и возбужденные мужчины в рубашках с закатанными рукавами – шок был настолько велик, что нога шофера будто сама по себе надавила на педаль газа. Лишь тогда я ощутил, что могу вернуться в город, которого еще толком не видел.