Цивилизация в переходное время

969 Конечно, в самом человеке присутствуют все обозначенные неуловимые признаки – они проступают то в чертах его лица, то в жестах, то в выражениях лица, взглядах, а то в душе, которая просвечивает, так сказать, сквозь прозрачную пелену тела. Во всяком случае, зачастую нетрудно установить, из какой страны человек родом. Я знаю довольно много примеров, когда дети европейских родителей появлялись на свет в восточных странах – и выказывали со временем некие местные черты, либо во внешности, либо в складе мышления, либо в том и другом, причем до такой степени, что не только я сам, но и другие люди, совершенно не осведомленные об обстоятельствах их рождения, могли поставить верный диагноз. Чужая страна как-то задевает всех иностранцев, которые в ней родились. Некоторые крайне примитивные племена убеждены, что невозможно захватить и покорить чужую территорию, ибо дети, рожденные там, унаследуют неправильных духов-предков, обитающих в деревьях, скалах и водах этой местности. Как кажется, в этом первобытном прозрении имеется крупица истины.

970 В нашем случае можно заявить, что дух индейца проникает в американца изнутри и снаружи. В самом деле, часто можно обнаружить поразительное сходство лица американца с лицом краснокожего индейца. В мужских лицах сходство проявляется чаще, чем в женских. Но женщины всегда более консервативны, несмотря на их бросающуюся в глаза тягу к современности. Это, конечно, парадокс, но такова уж человеческая природа.

971 Мы вправе ожидать внешнего приспособления к особенностям страны. В этом нет ничего удивительного. Но внешнее уподобление ничтожно в сравнении с менее заметным, зато куда более ощутимым влиянием на разум. Такое впечатление, что разум бесконечно более чувствителен и намного сильнее поддается внушению, нежели тело. По всей видимости, задолго до того, как тело отреагирует, в сознании уже происходят некие значительные изменения, о которых не догадываются ни сам индивидуум, ни его ближайшее окружение; они заметны лишь со стороны. Вот почему я не верю, что обычный американец, не проживший несколько лет в Европе, способен осознать, насколько его умственная установка отличается от европейской, и вот почему я не верю, что обычный европеец сумеет распознать свои отличия от американца. Потому-то столько особенностей, по-настоящему характерных для той или иной страны, кажутся диковинными или смешными: условия, из которых они возникают, либо неизвестны, либо не осознаны. Они утратили бы свою странность и нелепость, доведись нам ощутить местную атмосферу, которой они принадлежат и в которой становятся вполне понятными и логичными.

972 Почти каждой великой стране свойственно особое коллективное отношение к жизни, его можно определить как гения места, Spiritus loci. Иногда этого духа можно заключить в темницу формул, иногда он неуловим, но всегда, будучи неописуемым, проявляет себя в качестве некоей атмосферы, пронизывающей все и вся: облик местных жителей, их речь, поведение, одежду, запах, интересы, идеалы, политику, философию, искусство и даже религию. В четко обозначенной культуре с солидным историческим наследием – например, во французской – нетрудно обнаружить ключевую ноту французского esprit: это «la gloire», «слава», выраженная психология престижности в самом благородном (а также в самом нелепом) проявлении. Она присутствует в речи, в жестах, убеждениях, в стиле, в политике и даже в науке.

973 В Германии все олицетворяется в «идее». Обычных людей не бывает – вы либо «господин профессор», либо «господин советник», либо «господин ревизор» и т. д. Немецкая идея может быть верной или ошибочной, но никогда не перестает быть идеей, принадлежит ли она высшей философии или представляет собой какое-то глупое предубеждение. Даже умирая, в Германии вы не умираете в простом человеческом страдании: ваша кончина – идеальная форма, «отбытие в мир иной такого-то» или что-то в этом роде.

974 Сокровеннейшая истина Англии и в то же время ее ценнейший вклад в достояние человеческого рода – это «джентльмен», явление, спасенное от пыльного рыцарства раннего Средневековья и ныне проникшее в самые укромные уголки современной английской жизни. Это высший принцип, который никогда не утрачивает убедительность, это сияющие доспехи рыцаря, совершенного душой и телом, – и одновременно жалкий гроб несчастных естественных наклонностей.