Цивилизация в переходное время

1003 Почему Индия утратила свой величайший свет, путь искупления Будды, этот славный синтез философии и opus divinum[633]? Общеизвестно, что человечество по природе неспособно оставаться на вершине просветления и духовного познания. Будда явился несвоевременно, нарушил исторический процесс, который впоследствии взял над ним верх. Индийская религия подобна вимане[634] или пагоде. Боги карабкаются друг на друга, как муравьи, – от слонов, вырезанных в основании мироздания, до абстрактного лотоса, венчающего вершину. В итоге они превращаются в философские понятия. Будда, духовный первооткрыватель, учил (и пытался воплотить это учение в жизнь), что просветленный человек является учителем и искупителем даже для богов (а не просто глупым их отрицателем, как утверждает западное «просвещение»). По-видимому, такие утверждения оказались слишком смелыми, ибо индийский разум вовсе не был готов к усвоению божеств до такой степени, чтобы они очутились в психологической зависимости от умственного состояния человека. Достижение самого Будды, который обрел это прозрение, не поддавшись душевной инфляции, равносильно чуду. (Но всякий гений сродни чуду.)

1004 Итак, Будда нарушил исторический процесс, помешав медленному превращению богов в идеи. Истинный гений почти всегда вторгается в существующий уклад и мешает привычному ходу вещей. Он обращается к тленному миру из вечности, то есть изрекает «неправильные» слова в нужное время. Вечные истины никогда не бывают истинными в какой-либо один конкретный миг истории. Процесс трансформации должен остановиться, чтобы удалось принять и усвоить те совершенно чуждые установки, которые гений извлек из сокровищницы вечности. При этом гений все же выступает как целитель своего времени, ибо всякая вечная истина исцеляет.

1005 Отдаленная цель этого процесса трансформации во многом совпадает с намерением Будды. Но достигнуть ее невозможно ни за одно поколение, ни за десять. Очевидно, что путь займет гораздо больше времени – минимум тысячи лет, – поскольку намеченное преобразование невозможно осуществить без радикального развития человеческого сознания. В него можно только «верить», как, очевидно, и поступали последователи Будды (а также и Христа), предполагая – как всегда делают «верующие», – что все сводится именно к вере. Конечно, вера немаловажна, но она тем самым подменяет собой осознанную реальность, которую христиане мудро переносят в жизнь в потустороннем мире. Этот «мир» на самом деле есть желаемое будущее человечества, предвосхищаемое религиозным прозрением.

1006 Будда исчез из индийской жизни и религии – причем в степени, невообразимой для нас, когда мы думаем, что Христос может исчезнуть из нашего мировоззрения после какой-то грядущей катастрофы христианства; в степени, с которой не сопоставить даже исчезновение греко-римских религий под влиянием современного христианства. Но нельзя сказать, что Индия совсем забыла своих древних духовных учителей. По всей стране наблюдается значительное возрождение интереса к классической философии. В университетах Калькутты и Бенареса работают философские факультеты. Правда, основной упор делается на классическую индуистскую философию и ее обширную санскритскую литературу. Палийский канон не входит в область изучения, а Будду не признают «правильным» философом. Он же бросал вызов человеку! Не в этом состоит призвание философии. Она, подобно любой другой науке, нуждается в свободной интеллектуальной игре, не отягощенной моральными и человеческими осложнениями. При этом ничтожные, разобщенные вовне и внутри люди должны иметь возможность «что-то делать», не вовлекаясь роковым образом в дела, выходящие далеко за пределы их выносливости и сил. Вот верная дорога, пускай и longissima via[635]. Божественное нетерпение гения способно смутить и даже расстроить малого человека. Но спустя несколько поколений этот малый человек вновь самоутвердится, хотя бы благодаря численности вида, и это тоже кажется правильным.

1007 Далее я собираюсь сказать то, что может оскорбить моих индийских друзей, но на самом деле у меня нет ни малейшего намерения кого-либо оскорблять. Мне бросилось в глаза – быть может, это обман зрения – следующее примечательное обстоятельство: индиец, в той мере, в какой он действительно индиец, не мыслит – во всяком случае, в нашем понимании. Скорее, он воспринимает мысль. В этом отношении он схож с первобытным человеком. Я не утверждаю, что индиец примитивен, но процесс его мышления видится мне похожим на примитивный способ мыслительного производства. Рассуждение первобытного человека – это в основном бессознательная функция, результаты действия которой он воспринимает. Следует ожидать чего-то подобного от любой культуры, которая сохранила почти непрерывную преемственность с первобытными временами.