Цивилизационные паттерны и исторические процессы

Чтобы показать значение кратко охарактеризованного здесь цивилизационного подхода, сделаем несколько замечаний на темы, затронутые в первых двух разделах нашей работы. Совершенно очевидно, что данный подход предполагает релятивизацию различий между внутренними и внешними факторами, ведущими к революционным потрясениям. Цивилизационный контекст революции по определению многонационален и отмечен соперничеством между государствами. Иначе говоря, здесь всегда играют роль геополитические и геокультурные процессы, и именно с помощью сравнительно-исторического анализа можно оценить влияние этих процессов на кризисы и конфликты внутри находящихся в центре событий обществ. Как отмечалось по разным поводам выше, великие революции происходили в основном в расширявшемся европейском мире, а также в кризисных зонах, возникавших в результате его столкновений с другими цивилизациями. Особенно существенно было влияние европейского мира на Восточную Азию, имевшее совершенно разные последствия для Китая и Японии. Если рассмотреть примерно двухсотлетний период (одна из возможных периодизаций начинается с революционной вспышки в Америке в 1776 году и кончается исчезновением маоизма в 1976 году), то становится очевидна нарастающая роль международной расстановки сил в осуществлении революций. Эти обстоятельства были безусловно важнее для российской или китайской, чем для североамериканской или французской революций. Не столь очевидно, что это относится также и к исходам революций. Американская революция подготовила почву для беспрецедентного геополитического сдвига110. Во второй половине XX века временами казалось возможным, что русская революция закончится таким же или еще более судьбоносным сдвигом, но финал холодной войны положил конец этим ожиданиям. Долговременные последствия китайской революции в геополитическом и геоэкономическом отношениях до сих пор остаются неясными.

Великие революции – это особые и важные вехи на путях в модерность111. В качестве таковых они представляют собой реакции на формирующие современный мир долговременные процессы и неразрывно с ними связаны. Чтобы избежать терминологической путаницы, было бы точнее называть эти явления не революциями, а трансформациями, но понятия промышленных, демократических и научных революций уже настолько глубоко укоренились в сознании, что разделить эти термины, по-видимому, невозможно. В любом случае революции, с полным основанием так названные, и прежде всего те, которые рассматриваются в работе Эйзенштадта, образуют отдельный класс важнейших социально-исторических явлений, и их современная переоценка способствует корректировке некоторых привычных, но односторонних или вредных положений. Революции, в которых новые концепции мироустройства и человеческого существования сочетаются с институциональными мутациями, относятся к сферам и политического, и социального: их мишенью всегда является политический центр, но их влияние не ограничивается политической сферой – последствия затрагивают весь социальный уклад. Сложное взаимодействие элиты и широких социальных движений, хотя и варьируется от случая к случаю, обычно столь велико, что стирает различие между социальной революцией и «революцией сверху». Но поскольку в конечном счете всегда «все решает политика» (как сказал свергнутый революцией китайский император), то все революции – это революции сверху. Все великие революции приводились в движение острыми конфликтами и влекли за собой драматические перемены. Однако их история показывает также и то, что насилие – не просто повторяющийся исторический факт. Оно входит в культурные контексты, и каждая революция изобретает свои собственные исторические формы насилия.