Я, Козаева Замира, с мужем Бекоевым Жандером жили в Челябинске. В 1976 году по семейным обстоятельствам, поменяв квартиру (нужно было присматривать за старой свекровью в с. Авневи,) переселились в г. Хашури. Муж устроился на работу на Хашурский завод по производству стеклотары. Я начала работать в Железнодорожной средней школе №5 учительницей начальных классов. У нас трое детей: Павлик, Жанна и Элина. Жили на два дома, работали. Всё было хорошо. Старший сын Павлик, после окончания средней школы, поступил в училище. Вскоре его призвали на военную службу, и он добровольцем уехал в Афганистан. [После армии] Павлик поступил на юридический факультет СОГУ. Когда началась война, он бросил учёбу и приехал в Цхинвал.
Неформалы открыто ходили по улицам Хашури. К нам начали придираться: «Где твой муж? Он воюет против нас!» Требовали принести справку, что он не воюет против грузин. А в то время дороги были закрыты, мужа я давно не видела. Не раз и не два неформалы приходили в школу, угрожали выгнать с работы, хотя мои коллеги и директор ко мне прекрасно относились. В чём только нас не обвиняли, мол, осетины составляют списки [грузин], собирают деньги, на которые покупают оружие и отсылают в Цхинвал. Когда началась война, стало совсем трудно. «Осеби», «осеби», «осетины – наши враги»… – что только не говорили, а я по-грузински не знала и не понимала их. Всех осетин из нашего села выгнали. «Уезжайте, куда хотите!» И без того было плохо, а тут племянница присылает письмо (она училась во Владикавказе), что грузины сожгли наш дом в Авневи, а о муже ничего не было известно.
Меня вызвали в местком и сообщили, что увольняют с работы. «На каком основании?», – спросила я председателя месткома. «А как же твой муж? – спросила она в ответ. – Вы живёте здесь уже четырнадцать лет, и не знаете грузинского языка! Гамсахурдиа сказал…» Я сказала, что не знаю где мой муж. И какой там ещё Гамсахурдиа? Сказала, что никого не боюсь. Она ещё возмущалась: «Посмотрите, как она со мной разговаривает!»
Я на месяц с детьми поехала в Цхинвал… Когда миротворцы вошли в Южную Осетию, вернулась домой в Хашур с младшей дочкой Элиной, она должна была пойти в пятый класс. Соседи сказали, что мой дом заняли. Поднявшись в квартиру, застала там соседского зятя Рамаза (они с нами жили на одной площадке, он в эти военные годы ходил всё время в форме), и его жену Нону. Я поздоровалась, и попросила освободить квартиру. «У меня есть квартира в Цхинвали на ул. Ленина, 132. Идите и живите там», – заявил он. Но зачем мне его квартира, когда у меня есть своя? Хочу жить в своей квартире. Рамаз ушел и привёл «друзей». Начали угрожать, что милицию вызовут, арестуют нас, стали выгонять, дочка испугалась. Начали говорить про грузинские села Знаурского района, Окона и т.д. Вы нас оттуда выгнали, из наших домов. «А кто был виноват, что вас выгнали, кто был виноват?» – не удержалась я. – «Кто начал войну, разве не грузины? Вы же сами начали, не осетины были виноваты!» Рамаз со своими «друзьями» ушёл, а его жена Нона предупредила, что если я не исчезну быстро и незаметно, эти «люди» убьют и меня, и ребёнка.
Неформалы ходили и искали нас по домам, только одна женщина, русская, она была замужем за грузином, спрятала нас у себя в туалете. Элинка очень испугалась. Когда они ушли, она позвала мужа. Он посадил нас в машину и отвёз на автостанцию. Думал, думал, что делать, а вдруг нас и там поймают, и отвёз в Сахлошени, дорóгой, которая ведет в Цхинвал не через Гори, а через Карели. Так мы добрались до Южной Осетии. Я ничего не забрала из своего дома, даже иголку; тайком, как преступница, уехала из своего дома и из старой жизни.
