— Нет, с башней все нормально. Все, правда хорошо, только со связью проблемы и транспорт встал. Никакого апокалипсиса, никаких трещин в земле, мам, правда, все хорошо! Я сейчас возле дома, лифт не работает. Давай я вам попозже позвоню.
Мы поднялись по лестнице, к двадцатому этажу свесив на спину языки.
Японские знакомые на фейсбуке сетовали на кавардак и разбитые вещи в квартирах.
Внутри словно взломщики побывали, вещи с кухонной полки ссыпались вниз, шкафчики открылись, кое-что разбилось. Монитор в кабинете Хиро упал со стола, экран был цел, но я не была уверена, что он все еще работает. Шкафы распахнуты, часть бумаг на полу.
Такеши включил телевизор. По всем каналам передавали последние новости, рассказывали про эпицентр толчков и про повторные землетрясения. Напоминали, как вести себя в случае опасности, просили оставить комнатные двери открытыми и по возможности находиться на улице.
Я краем уха услышала что то про критическую обстановку в Сендае и замерла на пороге комнаты.
— Сендай? Такеши, они сказали Сендай?
Он обернулся ко мне, и беспомощно-растерянное выражение его лица сказало мне больше, чем могли сказать любые слова. Я бросилась к экрану, выронив веник с совком.
Землетрясение — это не страшно, повторял мне Хиро. Они научились строить сейсмоустойчивые здания, системы безопасности автоматически отключают электричество и газ, снижая количество пожаров. Детей с детства тренируют, как вести себя в случае землетрясения, отрабатывая правильную последовательность действий.
Но большие землетрясения не приходят одни, они приводят с собой цунами.
Первая волна достигла побережья менее чем через полчаса после толчка, загнавшего нас под стол. Я смотрела на кадры с вертолета, почему-то всегда, представляя цунами, я думала о высокой стене бирюзовой воды, накрывающей побережье сверху. В реальности на город длинным языком наползал бурый поток, больше похожий на селевой. Домики вздрагивали и, приподнявшись, плыли вперед, автомобили и мелкие постройки несло большой грязной кучей. Внизу экрана мигала карта с предупреждением о новой опасности цунами.
Я опустилась на колени и застыла, выпрямившись, прижав руки к груди, словно пытаясь удержать на месте свою расползающуюся грудную клетку.
У человека есть базовые реакции на опасность. Убежать, замереть или драться. Я всегда думала, что отношусь к тем, кто бежит, но в ту секунду меня парализовало. Я не могла говорить, я не могла пошевелить пальцем, я не уверена, что дышала. Я чувствовала каждую клетку своего тела, и каждую пронзала нестерпимая, холодная боль. Мое тело превратилось в соляной столп, и я могла только смотреть вперед, где на экране один за другим сменялись кадры бедствия из малознакомых городов и префектур. Такеши что-то говорил мне, но я его не слышала. Слово "Сендай" включало мое сознание, и я жадно поглощала взглядом дороги и дома, словно могла каким-то образом получить подтверждение, что с ним все хорошо.
— Аэропорт. Аэропорт в Сендае затопило. Люди спасаются на крыше.
Здание аэропорта словно стояло посреди залива. По экрану в бурой воде плыли грузовые автомобили и мелкие самолеты.
Я встряхнулась, в голове стало необычайно ясно.
— Сколько времени прошло от землетрясения, до того как затопило аэропорт?
— Больше часа. Час двадцать.
Я быстро прикидывала расстояние в уме.
— Он должен был успеть, в половину третьего он написал, что уже в пути, у него было полтора часа, чтобы добраться.
Такеши молча смотрел на меня. Я знаю, что он мог сказать. Что дорога могла быть повреждена, что транспортный поток мог быть слишком большим, что с машиной могло случиться что угодно. Я набирала его номер снова и снова, словно от этого мой телефон мог вернуться к жизни, его скайп на экране моего компьютера оставался неактивным.
Нет ответа.
Я просто сидела перед экраном телевизора и набирала его номер. Ты говорил, что такое бывает только в кинофильмах, как же ты ошибался! Ты обещал, что никто кроме нас самих не помешает нам быть вместе, как ты мог не учесть в своих расчетах грязную десятиметровую волну?
Нет связи, нет ответа.
О чем люди думают в такие моменты? Когда вся твоя жизнь кончается, ломается, сворачивается в ленту Мебиуса, а ты можешь только сидеть и смотреть в мерцающий экран?
Я думала о том, как буду жить без него. Словно поворачивая нож в открытой ране, я представляла, как буду долго-долго ждать, пока его найдут и опознают. Как буду плакать, и пить, пить и плакать, как улечу в Россию и сожру свой загранпаспорт, закусывая мерзко-соленой арахисовой пастой.