Нет связи, нет ответа. Как буду смотреть в потолок, как обрею наголо голову, как уйду в монастырь, попаду в психушку, стану лесбиянкой, перережу вены, усыновлю негритенка. Я думала, как буду ездить на смотровую площадку и кричать в море его имя, умоляя, чтобы море вернуло мне мое счастье. Я думала об этом, пока у меня не закружилась голова. Я легла на пол, и Такеши принес мне одеяло. Он лег рядом со мной, и я взяла его за руку. Мы лежали на полу, молча следя за происходящим на экране, крепко держа друг друга за руку, словно цунами могло достать и до нас тоже.
Нет связи, нет ответа.
В глубине души я понимала, что так все и должно было произойти. Я была слишком счастлива, человек не может быть, не должен быть таким счастливым. Я же с детства знала, нельзя смеяться слишком громко, любить слишком сильно и носить красные туфли в будний день. Если ты слишком счастлив, кто-нибудь обязательно придет и препарирует твое счастье на лабораторном стекле. А потом выбросит в биоотходы.
Нет ответа.
Рука Такеши держала меня как якорь, все мое тело онемело, и я чувствовала только те пальцы, что касались его кожи. Мне хотелось умереть, но я не могла умереть, я должна была снова и снова набирать его номер.
Диктор переключился на новости о пострадавшей в результате цунами АЭС и опасности радиационного заражения. Снова позвонили родители, и я вяло повторила, что у меня все хорошо. Мама разрыдалась, услышав мой голос. Я попыталась объяснить, что жду звонка от Хиро, но она только плакала. Папа на заднем фоне с возмущением доказывал, что Токио ничего не грозит, и она разводит панику. Я хотела тоже заплакать, но не могла, в моем теле не осталось энергии на слезы.
Людей должны были эвакуировать с крыши аэропорта. Крыша была неровной, и туда не мог сесть вертолет.
Такеши порылся в кладовой и нашел фонарик и аптечку. Сбегал вниз и купил пятилитровую бутылку питьевой воды. Мы больше не говорили о цунами, я выключила звук у телевизора и смотрела его в тишине. Есть не хотелось. Иногда мне казалось, что я снова ощущаю толчки, но я не могла поручиться, что это не плод моего воображения. Если бы я могла обмотать себя пластырем с ног до головы я бы сделала это, возможно тогда болело бы меньше.
Я открыла ноутбук и стала читать русскоязычные новости. Токио разрушен, радиация повсюду, мы все умрем. Я закрыла ноутбук.
Стемнело. В квартире резко похолодало, или это замерзала моя кровь. Стопками мятых карточек, хрупкими пластинками я перебирала наши воспоминания, как карточки в картотеке, боясь достать и посмотреть. Я не могла видеть его лицо даже в мыслях, я думала о том, как буду страдать, лишь бы не думать о его лице. Меня затошнило и я, не добежав до туалета, опорожнила желудок в мусорное ведро. Такеши принес мне воды, он тоже был бледен, но не прекращал спокойно заниматься своими делами. Отвечал на почту, пару раз связался с родителями и какой-то девушкой, сделал чай и бутерброды. Мы не включали обогреватель, чтобы не увеличивать нагрузку на линию и в комнате стало совсем холодно. Такеши притащил футон в гостиную, и мы сидели на нем, плотно укутавшись в одеяла.
Если этой ночью и можно было спать, то я не осмелилась.
Иногда, моргнув, я проваливалась в другую реальность, где мутная, желтая вода догоняла меня, а я, заплетаясь в собственных ногах, бежала, бежала вперед.
Утро не принесло мне облегчения. Толчки, похожие, на покачивание корабля на волнах, продолжались. Опасность цунами снизилась, и карта теперь мигала желтым. Такеши предложил прогуляться в магазин, и я кивнула. Мы дошли до ближайшего комбини, полки были чуть более пустыми, чем обычно, но в целом все было нормально. Раскупили продукты, которые можно было есть без приготовления. Мы купили овощи, воды, немного шоколада и вернулись домой. Шоколад был идеей Такеши, который старательно пытался заставить меня поесть. Я откусила кусочек, у меня во рту, словно кошка ночевала.
— Это шоколад со вкусом томата?
— Другого не было, а ты же любишь помидоры, — я изумленно кивнула. Я люблю помидоры, но не в шоколаде же. В другой день это казалось бы смешным.
Позднее Такеши оставил меня, он собирался прогуляться по улицам с фотоаппаратом. Я собиралась смотреть телевизор и набирать телефонный номер Хиро. Спокойствие японцев на улицах меня раздражало, поэтому я просто не хотела туда выходить. Возможно, мне было стыдно за отсутствие фатализма в моем характере, в любом случае я предпочла завернуться в одеяло и продолжить оцепенение. К обеду мой телефон заработал. Я попыталась дозвониться, но телефон Хиро был недоступен.
Он мог разрядиться, у него другой оператор, возможно еще не включили связь. Но "нет ответа" перебивало все эти умные рассуждения. Как остаться на ногах, когда хочется бежать, падать, убить, умереть? Как быть мной, если хочется быть кем угодно другим? Как жить в мире, где я все-таки его встретила, встретила, чтобы потерять?
Я попробовала представить, что его никогда не было в моей жизни, и потерпела фиаско.