Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II

Каждый знает по опыту, какая неприятная штука служебный нагоняй, особенно, не дай Бог, при очевидцах. Каждый помнит, какие чувства долго испытываешь потом к «любимому» начальнику независимо от справедливости полученной нахлобучки. Но в мирных условиях можно пожаловаться на зверя начальника маме, жене или подруге, друзьям и знакомым. И все отзывы останутся только малозаметным сотрясением воздуха. В условиях походно-полевых или военно-морских ни жен, ни друзей, ни родителей под боком, как правило, нет, да и с подругами бывает не густо. Для выражения эмоций остается жанр эпистолярный — письма. Обиженные офицеры в зависимости от темперамента жаловались на Рожественского или хаяли его в письмах женам и родителям, друзьям и знакомым, а по этим письмам историографы 2-й эскадры до сих пор почему-то оценивают именно адмирала Рожественского, а отнюдь не их авторов.

За примерами далеко не идти. Оценка Адмиралом стрельб уже известна из приказов, приведенных выше. Удивительно ли, что старший артиллерист «Суворова» лейтенант Владимирский в письмах жене выражает явное недовольство Командующим: «Адмирал, кажется, скоро совсем спятит. По ночам ему все чудятся ракеты, то есть что атакуют миноносцы, а в обращении с подчиненными дошел до того, что одного командира миноносца, капитана 2-го ранга, схватил за шиворот».

Лейтенант Владимирский мог не знать, какие разведданные получает Адмирал о наличии в Мозамбикском заливе японских кораблей, но уж о том, что на миноносце «Блестящий» из-за пьянства матросов перевернулась шлюпка и трое из них утонули, ему, скорее всего, было известно. Что должен был делать Адмирал, у которого подобных случаев было примерно по двадцать на дню, с командиром «Блестящего» капитаном 2-го ранга Шамовым, допустившим пьянство, усугубленное указанными последствиями, на борту миноносца? Что было бы с Шамовым во времена не столь далекие, объяснять, думаю, не нужно. Но шиворотом бы точно не отделался бы.

Младший минный офицер с «Суворова» лейтенант Петр Александрович Вырубов 1-й — во всех отношениях отличный парень, старый дальневосточник, доброволец, русский патриот и ненавистник всех либералов, демократов, революционеров и прочих предателей Царя и Отечества, один из трех офицеров, отказавшихся покинуть горящий «Суворов», — был при этом очень самолюбивым молодым человеком, что бывает, и еще как бывает.

В начале проводимых на эскадре в Носси-Бе учений в боевой части, которой заведовал лейтенант Вырубов, случались неприятные накладки — типа мины не вылетают из аппаратов, что вызвало, и возможно не один раз, адмиральские филиппики в адрес младшего минера. Свою обиду лейтенант изливал в письмах к отцу: «В своем адмирале мы окончательно разочаровались, — пишет он 22 января. — Это человек, совершенно случайно заслуживший такую хорошую репутацию. На самом деле он самодур, лишенный каких бы то ни было талантов. Он уже сделал и продолжает делать ряд грубых ошибок. Одна надежда на его личную храбрость, благодаря которой мы хоть будем иметь возможность хорошо подраться»^{189}.

То, что сам Вырубов не мог обеспечить в военное время безотказную работу своей боевой части на корабле, он себе легко прощал. Как же вы не понимаете? Угольные погрузки и вообще.

А вот каково было провести такую эскадру от Либавы до Мадагаскара, не потеряв ни одного корабля, и обогнуть при этом мыс Доброй Надежды?

К сожалению, лейтенант, видимо, считал это легким упражнением для начинающих судоводителей.

Но вот, что любопытно и что почему-то опускают все критики Адмирала, любящие ссылаться на письма 25-летнего лейтенанта из русского уездного городка Носси-Бейска. В том же письме от 22 января несколькими абзацами выше Вырубов в рассказе об эскадренных стрельбах говорит дословно следующее. 

Стрельба эскадры глазами лейтенанта Вырубова: из шести пять!

«13, 18 и 19-го выходили в море всей эскадрой и стреляли по щитам.

Первая стрельба была неважная, но вторая и особенно третья прекрасные…

Особенно хорошо стреляли 12-дюймовые башни: носовая, например, из 6 снарядов положила 5, так что адмиралу Того пришлось бы расписаться в получении их полностью.

Но важнее всего, что снаряды эти не случайные, а являлись результатом уверенного управления огнем и хорошей наводки. При каждом выстреле носовой башни мы все были убеждены, что снаряд попадет удачно, и только следили, не разобьет ли он совсем щит».