Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II

И вот такую вот стрельбу Адмирал называет «бесполезным выбрасыванием боевых запасов»?! Ему что шесть из шести надо было? Можно понять лейтенанта Владимирского, когда за пять из шести вместо ящика шампанского втык получаешь.

Правильно Рожественскому снарядов на «Иртыше» на эскадру не прислали! А то он и данными ему вместо снарядов муляжами бедного Того в первые десять минут раскатал бы. Ведь раскололся же на 5-й минуте Цусимского боя 12-дюймовый с «Суворова» об мостик «Микаса», где стоял Того^{190}. Как ни крути — десятка! С 6000 м без пристрелки в малозаметную серо-голубую тень в мглистый день. А если бы этот снаряд не просто разломился, а еще и взорвался бы!.. 

Приказ № 29 от 10 января 1905 года

Рассказ лейтенанта Вырубова о стрельбе эскадры стоит дополнить небольшим отрывком из статьи «Некоторые тактические уроки Цусимы. (К тридцатилетию Цусимского боя)»^{191} капитана 1-го ранга русского флота, флагмана 2-го ранга, а затем вице-адмирала флота советского, доктора военно-морских наук, профессора Леонида Георгиевича Гончарова — в 1905 году старшего штурмана крейсера 2-го ранга «Рион» в составе 2-й эскадры флота Тихого океана, а потому не понаслышке знающего, что происходило в описывамое время в солнечном Носси-Бейске.

«Из изучения Цусимского боя можно сделать вывод о значении методов артиллерийской стрельбы и, в частности, о том, что они должны отвечать избранной дистанции боя. Как было сказано выше, перед русско-японской войной русские корабли не практиковались в стрельбах на больших дистанциях.

Адмирал Рожественский предвидел, однако, возможность боя именно на больших дистанциях. Вот что он писал в одном из своих приказов^{192}:

“Наши семь броненосцев с «Нахимовым», семь крейсеров с «Алмазом», семь миноносцев и вооруженные транспорты — сила очень большая. Неприятель не отважится противопоставить ей флот свой иначе, как с дальних дистанций и с расчетом на преимущество в ходе; у него есть доки; он может чинить подводные части.

Значит с этим надо считаться: пусть ходит скорее, лишь бы мы сумели достичь его огнем на расстояниях, с которых он будет на нас нападать. Этому надо учиться не покладая рук. Мы не можем тратить много запасов для учебной стрельбы, тем с большим вниманием должны относиться к урокам наводки и прицеливания. Вся прислуга должна освоиться с оптическими прицелами…”»

Судя по результатам второй и третьей стрельб, отраженных в письме лейтенанта Вырубова, уроки наводки и прицеливания вскоре начали приносить плоды.

Охарактеризовав стрельбу, Вырубов добавляет: «Маневрировала эскадра тоже очень недурно, особенно первый броненосный отряд».

О прекрасном маневрировании 1-го отряда у нас есть свидетельство и иностранных специалистов. Его приводит в своих показаниях командир миноносца «Быстрый» лейтенант Рихтер:

«На Мадагаскар пришли 17 декабря, по маршруту же предполагалось прийти 20-го. На другой день ушел в Маюнгу (20 миль южнее Носси-Бе) для некоторых исправлений (лопнула крышка цилиндра двигателя динамо-машины).

В Маюнге дал возможность команде побывать на берегу; их примерное поведение, их внимательность к властям и офицерам чужой нации вызвали общий восторг местечка, и миноносец стал общим баловнем. Переход в Маюнгу 18-ти узловым ходом после перехода океаном считаю блестящим экзаменом как личному составу машинной команды, так и механизмам и котлам нашей русской постройки (миноносцы построены на Невском заводе в Петербурге).

В Маюнге находился начальник отряда французских крейсеров, который дал в распоряжение нашей эскадры свои 4 миноносца; их служба состояла в том, чтобы перевозить телеграммы (в Маюнге телеграфный кабель). С этими миноносцами мы были в большой дружбе[191].

В один из приходов французский командир восторженно рассказывал о входе адмирала Рожественского со своей эскадрой.