При этом стоит привести на память факт, что вся японская эскадра имела годовой опыт
блокады Порт-Артура, боя 28 июля у Шантунга и всех иных морских сражений и боевых эпизодов той войны. Большинство же офицерского и унтер-офицерского состава Соединенного флота вело боевую карьеру с японо-китайской войны. Моряки же 2-й эскадры, не считая нескольких офицеров — участников китайской кампании 1900 года, вступили 14 мая 1905 года в первый бой в своей жизни.Против крутых японских ветеранов в Цусиме стояли русские новобранцы.
Мы как-то часто забываем об этом. Вот японцы запомнили это надолго. По крайней мере, до декабря 1941 года.Все это говорится для того, чтобы осознать, как пришлось потрудиться «мировому сообществу», чтобы адмирал Того Хейхатиро заблистал военно-морским гением, по сравнению с которым «сам Нельсон кажется жалким снобом».
Напомню, что такого рода сообщения стал вдруг слать в родное Адмиралтейство капитан 1-го ранга Пэкинхэм примерно с февраля 1905 года — задолго до Цусимы.Видно, знал наверняка,
что гений заблещет и прикроет своим блеском всю, так сказать, техническую, организационную часть будущей неминуемой и невиданной победы. А что победа состоится, Пэкинхэм, отправляя свои прозорливые донесения, не сомневался. Меры были приняты.Генерал Ноги Маресукэ
Слово о японских солдатах
Хочу сказать, чтобы не быть превратно понятым, что сама личность адмирала Того Хейхатиро не вызывает у меня ни малейшей антипатии. Напротив!
Храбрый, стойкий солдат, верный слуга своего Императора и Отечества и, конечно, хороший, очень хороший, выдающийся адмирал!
Счастлива страна, которую защищают такие люди.Сказанное в полной мере относится и к флагману 2-го боевого отряда — адмиралу Камимура Хиконадзо. Не только по вышедшему из строя «Суворову» и «Камчатке» стреляли в день 14 мая его броненосные крейсера, выпустившие многие тысячи восьми- и шестидюймовых снарядов с «жидким огнем» по русской эскадре. А скорая гибель «Ослябя» — вообще очевидная заслуга 2-го боевого отряда.
Как и его старший флагман, Камимура провел бой на открытом мостике «Ид-зумо», и именно он в своем рапорте донес до нас восхищение японских моряков геройским сопротивлением почти обезоруженного «Суворова». А упорное нежелание в одиночку противостать нашим главным силам во второй половине боя говорит, разумеется, не о неподвергаемой сомнению храбрости адмирала Камимура, а лишь о высоком мастерстве русских артиллеристов,
слишком опасном для сравнительно слабой брони крейсеров 2-го отряда и до сих пор неоцененном в родной стране. К этому вопросу мы еще вернемся.Также симпатичен мне «порт-артурский» генерал Ноги Маресукэ, не жалевший ни себя, ни солдат, ни собственных детей в выполнении своего долга перед Императором и Империей. Японцы-солдаты вообще симпатичны русскому сердцу. Во всяком случае те — эпохи Мэйдзи. Как и сам их сюзерен.
Но хороший адмирал и военный гений — вещи разные.
Сам Того не виноват в появлении легенд о своей гениальности. Его необходимо
было сделать гением для сокрытия того, что сражение с эскадрой адмирала Рожественского велось врагами православной Русской Империи еще до выхода эскадры из Либавы.Бой в Цусимском проливе — это всего лишь завершение этого многомесячного сражения со 2-й эскадрой,
само наличие которого и призвана скрыть легенда о гениальности японского и бездарности русского адмирала. Этой «неизвестной Цусиме» и посвящена следующая, заключительная часть трилогии.
11. Вопросы остаются
Внимательный читатель, несомненно, заметил, что в рассказе о бое и его завязке остался без ответа вопрос: каким образом
адмирал Рожественский смог обмануть многоопытного и осторожного адмирала Того так, что тот сам подставил себя и свои броненосцы под первый удар русской эскадры — маломаневренной и тихоходной? Риск или изыск?
Можно, конечно, ответить в духе наших тогопоклонников — в погонах и без, — что, мол, Того и не рисковал почти вовсе, а петлю свою нарисовал исключительно из любви к каллиграфии и вообще японской гравюре, в подражание, например, Хокусаю.