Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II

Исключительно самостоятельный, замкнутый в себе, болезненно самолюбивый, с железной волей, суровый, решительный, с большим самомнением, критически относившийся к своим начальникам… адмирал Рожественскии не пользовался симпатией у своих ближайших начальников, видевших в нем своего соперника; ближайшие подчиненные его, в особенности командиры судов, его боялись и не любили, хотя и признавали его высокие служебные достоинства; команды относились к нему также с большой боязнью, но преклонялись перед его огромной трудоспособностью, опытом, знаниями и уважали его за личную честность, справедливость и за строгое отношение к командному составу.

Характерно отметить, что после гибели в Порт-Артуре Макарова и команды, и офицеры судов 1-й Тихоокеанской эскадры в разговорах о вероятных и желательных им его заместителях в числе других немногих имен неизменно называли и фамилию Рожественского.

Сделавшись Начальником Главного Морского Штаба и попав в “Свиту”, Рожественскии, конечно, не только не считал, что достиг конца своей карьеры, но, наоборот, видел в достигнутом положении только новые и большие возможности для гораздо более широких перспектив, отвечавших его честолюбию и высокому о себе мнению. Но эти перспективы мечтал он осуществить не “ловкой политикой в высоких сферах”, но по-прежнему огромной своей трудоспособностью и служебными отличиями.

Каково было политическое credo и самоопределение Рожественского? Принадлежа “плотью и кровью” к монархическо-бюрократическому миру, пройдя в этом “мире” своими трудами и способностями блестящую дорогу, Рожественскии, понятно, не мог не принадлежать к этому миру и своими помыслами, и всей своей идеологией. Искренне считая “безумно мятежные” настроения и движения в русской интеллигентной и рабочей среде преступными, посягающими на “святость Престола и величие Отечества”, Рожественскии полагал своим долгом всемерно с ними бороться, поскольку это касалось личного состава флота.

“Бытие определяет сознание”; Рожественский был верным сыном своей среды; подходя к исследованию его личности марксистски — можем ли мы его за это осуждать?»^{45}

Не пытаясь оспорить мнение Жерве об отношениях между Рожественским и подчиненными, скажем только, что мнения об этом сохранились разные. В чем у нас еще будет случай убедиться. Но и из этой «марксистской» оценки личности Адмирала видно, что и рядовые матросы преклонялись перед суровым Адмиралом и уважали его.

Жерве, сам участник русско-японской войны, также подтверждает известный нам факт, что в Порт-Артуре после гибели Макарова одной из желанных кандидатур на пост Командующего флотом считали именно Рожественского. Отчетливо обозначены и политические взгляды Адмирала. Мы, христиане, считающие, что «сознание определяет бытие», можем только подтвердить верность этих взглядов.

Далее Жерве говорит: «Много неоспоримых данных заставляет нас думать, что Рожественский отдавал вполне ясный себе отчет в действительном состоянии русского флота в эпоху перед русско-японской войной; возможно, однако, что он значительно выше оценивал боевые качества 1-ой Тихоокеанской эскадры, как постоянно плававшей в дальних водах, имевшей более или менее постоянный состав и составленной из новейших боевых судов.

Вряд ли, тем не менее, подлежит сомнению, что Рожественский расценивал боевую силу японского флота значительно выше русских морских сил, находившихся на Дальнем Востоке: Рожественский оба раза, в 1900 и 1903 годах, принимал весьма видное участие в стратегических играх, производившихся в Морской Академии и разыгрывавших как раз войну России с Японией. Во время этих игр боевая сила японского флота всесторонне и тщательно изучалась; характерно указать, что во время игры 1903 года участники ее пришли к заключению, что “чтобы иметь неоспоримое преимущество перед японским флотом, следует нам иметь флот в 1¹ /₂ раза сильнее японского”».

Вместе с тем Жерве повторяет некоторые стандартные обвинения в адрес адмирала Рожественского: