Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II

Вот что пишет член-корреспондент отделения военной истории РАЕН Виталий Шеремет в своем исследовании о А.Н. Щеглове под таким понятным для русского человека названием: «Средств личных вовсе никаких не имею. Силы и умение положил на пользу Отечеству»:

«Прирожденный разведчик-аналитик, А.Н. Щеглов готовил свой проект тщательно и, как тогда говорили, “весьма сберегаясь”. Впрочем, по крайней

Если бы мы с таким ежедневным размахом воевали в Порт-Артуре, то потери за полгода — 180 дней плотной осады, должны были бы составить довольно символическое число 666 000 человек. В чем читатель легко может убедиться непосредственным умножением. — Данные из доклада Ворошилова приводятся по его публикации: Новая и новейшая история, 1993, №4. С. 100.

Потери финской армии: 25 000 человек убитыми и 40 000 человек ранеными. Это почти весь ее кадровый состав. Страшно подумать, каковы были бы советские потери, если бы этот кадровый состав был хотя бы в два раза больше. мере, три человека были изначально посвящены в секрет: Саша, Александр Васильевич Колчак, ровесник и конфидент до самого своего трагического смертного часа, и два адмирала — Зиновий Петрович Рожественский и Александр Федорович Гейден. Имена всех троих хорошо известны читающей, неравнодушной к собственной истории, России.

Благодаря усилиям З.П. Рожественского и А.Ф. Гейдена Щеглов был переведен с флота на берег, “чтоб закончить начатое в тепле и без качки”, как шутил Зиновий Петрович Рожественский, “а то пишите и без того мелко и неудобочитаемо”. А.Н. Щеглов не раз благодарил принимавшего живейшее участие в его судьбе З.П. Рожественского за предоставление им различных “способов к пропитанию”.

Император Николай II получил доклад Щеглова… прочел его и заявил:

— В докладе и законопроекте так ясно и подробно очерчены все обязанности и деятельность органов Морского Генерального штаба, что остается только сесть и начать работать»^{47}.

Между тем большая часть пафоса стратегико-исторической части записки Щеглова составляет нелицеприятная критика ГМШ непосредственно перед японской войной и в ее начале. А значит, острие направлено против его старшего друга и благодетеля — Начальника ГМШ в описываемое время адмирала Рожественского. В чем сам Щеглов смущенно просит прощения в предисловии в безличной форме известного афоризма: «Платон мне друг, но истина дороже».

Дальше начинается действительно нетипичное и могущее быть, по-видимому, только при отсталом царском режиме. Критикуемый, как мы увидим ниже, совершенно несправедливо адмирал Рожественский остается по-прежнему другом и благодетелем Щеглова. И именно ему, пусть опальному, но однозначно самому выдающемуся и многоопытному адмиралу русского флота, Зиновию Петровичу Рожественскому, и отправляет на экспертную оценку записку Щеглова Морской Министр адмирал А.А. Бирилев, не рискуя взять эту оценку на себя.

Этому не приходится слишком удивляться, поскольку из вышеприведенной исторической справки нам известно, что именно при адмирале Рожественском в Военно-Морском ученом отделе создано оперативное отделение — прообраз Морского Генерального Штаба, ознакомиться с работой которого получил все возможности лейтенант Щеглов.

3.2. Адмирал Рожественский и Морской Генеральный Штаб

Как сказано в том же советском предисловии «От издательства», 7 февраля был получен благоприятный отзыв, по-военному — рапорт, от адмирала Рожественского, и через два месяца последовал Высочайший рескрипт о создании Морского Генерального Штаба. Но не одним только благоприятным отзывом помог Адмирал критикующему его лейтенанту. Вот что, кстати, рассказывает об этом сам лейтенант Щеглов^{48}.

«К Декабрю месяцу записка о реформе Штаба была готова. В это время возвратился из плена Адмирал Рожественский. Один экземпляр записки я подал по начальству на имя Министра Бирилева. Другой экземпляр я передал Рожественскому, так как в записке сильно критиковал беспорядки Штаба в бытность Рожественского Начальником Штаба, так как не хотел, чтобы несчастный адмирал счел бы мою критику системы управления за личную вылазку против него, тем более что лично я еще до войны был в служебной жизни многим обязан Рожественскому[46], вся вина которого теперь состояла в том, что, не имея мужества Кутузова, он не отступил, а, слепо повинуясь повелению Государя, повел сознательно флот на убой в Цусиму.