Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II

Восстановлено на основании русских и японских источников графическими расчетами и моделированием на маневренном планшете

Поскольку по кодексу японской военной чести главное — не потерпеть поражение или победить противника, а в любом из случаев не потерять лицо, самурайское лицо в рамке истинной петли адмирала Того явно терялось!

Поэтому, подчеркнем вновь, в японском искажении картины начала боя меньше всего повинна личная нечестность или уязвленное самолюбие адмирала Того и его коллег. Речь шла о величии империи Ниппон. В данном случае о величии морском. По сравнению с ним личные амбиции и качества, такие как самолюбие или честность, не значили ничего. Действительная же картина начала сражения в Японском море величию этому никак соответствовать не могла.

Слишком уж бросается в глаза маневрирование, больше напоминающее метание, которое могло быть обусловлено только тем, что адмирал Того не мог принять оптимального, с его точки зрения, решения, как вывести свою эскадру из-под внезапного первого удара русской эскадры. И искал это решение в движении, не имея возможности остановиться и подумать.

А его тренированные артиллеристы целых десять минут не могли попасть в русский флагман.

Теперь мы понимаем, что это вызвано было первоначальным нервозным состоянием японских комендоров и артиллерийских офицеров, неожиданно оказавшихся в условиях непонятного и непредусмотренного сближения с русской эскадрой на опасное, с их точки зрения, расстояние.

В выводе четвертом из встречи 1-го боевого отряда Того с одиноким русским миноносцем в 5:52 по Киото уже говорилось, что хваленые японские артиллеристы немедленно начинают «мазать», когда нервничают. А не нервничать при столь нервных маневрах своего адмирала они, естественно, не могли.

Также естественно и то, что после увеличения скорости хода и отрыва от русской эскадры точность японской стрельбы значительно возросла. Японским комендорам стало явно спокойнее жить, вырвавшись из петли имени своего адмирала. Это — помимо мешавших им резких перемен курсов в первые 10–12 минут боя.

В неожиданном проявлении внешних факторов или в непредусмотренных действиях противника…

Поведение японских моряков в эти первые минуты вполне согласуется с характеристикой, данной японскому солдату тогда же — в начале XX века, еще до Цусимы.

«Храбрым в полном смысле этого слова назвать японского солдата нельзя, потому что ему недостает хладнокровия и выдержки, столь необходимых для перенесения тяжелых критических моментов…

Японцы подвержены панике, являющейся следствием какой-либо неудачи их тщательно продуманных и подготовленных, но в одном лишь направлении планов.

Неудачи, причины которой могут лежать или в неожиданном проявлении каких-либо внешних факторов, или в непредвиденных, непредусмотренных действиях противника…»^{472},[435]

Сейчас нам значительно понятнее паническая реакция личного отряда Того на внезапное появление несущегося на него русского миноносца. В те самые 5:52 по Киото. Зная, что уже пережил адмирал Того за этот день, можно представить себе, как японский бог смерти на секунду холодно глянул ему в лицо торпедными аппаратами «Безупречного».

Какие уж там уклонения и попадания.

И, конечно же, сам-то адмирал Того прекрасно, лучше всех понимал, что означает истинное графическое отображение первых минут сражения в Японском море. И прекрасно понимал цену перестановки им в своем донесении построения русской эскадры в одну колонну на то время, когда сам Того смог выбраться наконец из собственной петли. Ни о какой ошибке в рапорте Того не может быть и речи.

Ошибся японский флотоводец в бою. Но донесение о бое отредактировано было тщательно и не им одним.

Японский император и его сподвижники. Лубок. 1904 год

1) Император Мэйдзи; 2) японский флот; 3) адмирал Саито — командующий флотом; 4) генерал Тераучи — военный министр; 5) фельдмаршал виконт Кацура — премьер-министр; 6) адмирал Яматото — морской министр