Цвет абрикоса

Молодой Фу, стакнувшись с малым служкою, с головой окунулся в разврат. Этот Хуа был отменно хорош собой и очень женствен. Кожей гладок, кокетлив, по всем статьям почти девушка. Когда Чжэньцин впервые увидел его, он точно рассудок потерял: помышлял только об одном – как возлечь с ним на ложе, ибо многие имели с этим Хуа дело. В голове Чжэньцина завертелись разные планы, но он предпочел остановиться на самом простом – дал денег отцу Хуа и так купил любовь сына. В тот же вечер отец Хуа пригласил в гости Чжэньцина. Подали вина, закусок, и трапеза затянулась за полночь. Сидя против Чжэньцина, юный пакостник изогнулся и, обхватив Чжэньцина за живот, прильнул к его губам. Он захватил их и долго смаковал. Потом напрягся и подтянул Чжэньцина к себе, так что оба стали походить на иероглиф люй, который, как известно, состоит из двух соединенных ртов. В свой черед Чжэньцин обхватил его за чресла и прижался, почувствовав животом его тепло. Хуа понравились их объятия, и он, довольный, рассмеялся. Он сплел ноги с ногами гостя и вытащил его отросток из штанов. Повел гостя в спальню. Этот распутник знал свое дело и скоро довел Чжэньцина до состояния неумолимой жажды любви. Чжэньцин засветил свечу и велел Хуа раздеваться. Тот стал снимать штаны. И едва обнажились белые бедра молодого человека, Чжэньцин оседлал коня. Красавчик Хуа не только видом, но и по нраву был точно женщина. Он ловко крутил задом и одновременно строил Чжэньцину глазки, повернувшись к нему. Хохотнув, он сказал:

– Старший брат! Полегче орудуйте, велик больно посох! Опасаюсь, причините боль.

Чжэньцин взял в руки янское орудие, смочил слюной и приставил к заду напарника. Убедившись, что «черепашья головка» нацелена верно, принялся за дело. Почувствовав в себе этот посох, Хуа испугался, ибо, хотя и был крепкого здоровья, все же сей жезл мог повредить ему. Давно начал он заниматься этим ремеслом, но на сей раз был премного увлечен, ибо получал гораздо большее удовольствие. Видя, что Чжэньцин распалился и бормочет нечто нечленораздельное, он ухватил себя за ягодицы и принялся вертеть ими, то поднимая зад, то опуская. Поистине, казалось, разврат проник в него до мозга костей. Видя, как этот Хуа разгорячился, Чжэньцин приударил и стал вставлять посох сильнее и жестче, едва ли не дойдя до помрачения рассудка. Но вдруг его напарник свел ягодицы и сжал. Теперь он то раскачивал ими, то готов был переломить надвое находившееся промеж них. Эта забава премного радовала Чжэньцина. Он расслабился, размяк и, почувствовав необычайный прилив, в тот же миг спустил тетиву – из него полилась жизненная влага, пачкая Хуа и его белье. Чжэньцин ахнул, будучи не в состоянии справиться с новизной ощущений. Он вытер Хуа, и, раздевшись, они легли за пологом. С этих пор молодые люди просыпались по утрам и трапезовали только вместе. Приязнь меж ними крепла, и, казалось, нет в мире силы, которая была способна разлучить их.

Но вот однажды, когда они только что оставили объятия друг друга, вошел мальчик-слуга и доложил:

– Прибыла госпожа сваха.

Чжэньцин, накинув платье, вышел. Склонился в поклоне и вежливо спросил:

– Зачем сударыня поспешила ко мне? Какое наставление хочет получить в моем доме?

– Пришла к вам не по какому иному делу, кроме как по велению госпожи Лань. Желает ускорить свадебные дела старшей дочери. Мечтает о том, что наследник князя войдет в ее дом зятем.

– Войдет в дом?

– Ну конечно. Старая госпожа полагает, что вы, оставшись сиротой, ведете жизнь одинокую и сиро вам на свете. Ее единственное желание – принять вас в своем доме. Она согласна взять на себя и свадебные расходы.

Новость повергла Чжэньцина в смятение. Он онемел. Долго не мог рта раскрыть. Потом вежливо отказал:

– После того как дорогие родители оставили этот свет, дела семьи пришли в упадок. Срок траура по родителям еще не истек. Не лучше ли подождать со свадьбой? Вернется пора благополучия в дом, и тогда вновь обратимся к этим планам. Попрошу вас передать мои слова госпоже Лань. Полагаю, через полгода можно возобновить наш разговор.

– Поистине предо мной достойный молодой человек! – воскликнула сваха. – Скажу так: когда юноша достигает возраста, ему надлежит жениться, ведь «в ивах, как говорится, вот-вот зашумит ветер страсти».[19]

Сваха не подозревала о тайной склонности молодого человека и приняла его за юношу благонравного и достойного. Чжэньцин же помирал со смеху, видя, как дурачит старуху. Между тем сваха продолжала убеждать его:

– Решайте дело сейчас, переезжайте к ним хоть завтра. Свадебных подарков готовить не надо. Переедете, и все.

– Какая прекрасная мысль! – воскликнул Чжэньцин. – Но что, если к этому разговору все же вернуться зимой?

– Госпожа Лань расположена к вам всем сердцем. Между вашими семьями давние добросердечные отношения. Не вижу смысла откладывать дело до зимы, – так сказала ему сваха и с этими словами ушла.

Чжэньцин вернулся в спальню.

– Похоже, для старшего брата уже зажжена брачная свеча? – сказал Хуа, слышавший весь разговор. – А где же буду пребывать я?

Чжэньцин обнял его: