Цвет алый

если ты блюдо,
то я последний гурман,
вконец потерявший рассудок.

если ты дурь, то

я сторчавшийся наркоман:
исколотой куклой вуду
шатаюсь в поисках дозы.

если ты лихорадка —

то я безнадежный больной,
но боль моя стала сладкой
и даже почти родной.

а если совсем серьезно —

ты все, что во мне осталось,
и я не жду ничего.

но если любовь – это танец,

то я хочу, чтобы ты вел.

«пока модели едят свое ничего на ужин…»

пока модели едят свое ничего на ужин,
а толстухи завистливо смотрят в витрины кафе,
я отчетливо осознаю: мне никто не нужен.
даже ты. жаль, не мой, но любимый трофей.

я готова была отдать свою лучшую музу,

получив тебя настоящего вместо нее.
я готова была разгребать твой душевный мусор
и по-детски бояться остаться вдвоем.

я готова была сочинять на ходу не в рифму,

на твоем предплечье от нежности умирать
и дышать в учащенном дичайшем ритме.
воровать поцелуи. знакомым врать:
«ой, да ладно вам, ничего между нами нет!»
и надеяться, что ты думаешь обо мне.

а меня окружают до боли смешные люди,

объясняющие, почему мне нельзя курить.
знаешь, в чем преимущество сольного рукоблудья?
в том, что после не нужно ни с кем говорить.

«на горизонте Останкино…»

на горизонте Останкино.
снизу – шоссе. чашка чаю.
руки мерзнут, деревья седеют желтым.
осень снижает ставки на
прошлый апрель. скучаю
до способности в спину орать «пошел ты!».

город силится спать, торопясь огнями

скрыть усталость железных холодных век.
я запуталась в том, что теперь между нами,
но тебя слишком много в моей голове.

просто холодно. нет никаких трагедий.

счастье знать, что ты есть и
сейчас, на одном из ста тысяч балконов,
точно так же стоишь, обо мне не помня.
не мешаю. ты слишком красив свободным.
этим можно согреться.

Городами

* * *

Нева во льдах, набережные – в огнях.

холод, как в детстве, обжигает щеки.

за гранитом набережных останавливаешься у реки, защищаешься от шумового натиска машин и слышишь, как недозревшие льды не доживают до весны.

* * *

– билет Санкт-Петербург – Москва, пожалуйста…

– вам в один конец?

– да.

* * *

февраль, наконец-то. не морозно-оптимистическая подделка, а настоящий, депрессивный, серый-ветреный, с мокрым снегом и слякотью, люблю его нежно, как осужденный своего палача.

* * *

три дня пешеходить Васильевский остров в ветреную погоду рубежа весны – удовольствие редкое.

казалось бы, непоколебимая логика василеостровских линий иногда дает сбои.

старые дома – это большие расстояния, и, конечно… как же прекрасен этот остров на рубеже, в звенящем ожидании весны, в этом почтимарте! если бы у меня был фотоаппарат, встроенный в сетчатку, я бы показала вам это великолепие, но – придется сохранить эту красоту у себя, и, честно говоря, не очень я и жалею по этому поводу.

* * *

был чудесный больной октябрь, когда чувствуешь жизнь, как амеба – химический раздражитель, эти желтые листья, небо, солнце, в лучших традициях Левитана, только лучше: обожаемое мною динамичное урбо, когда, даже в условиях всепетербургского уныния и размеренности, сердце меж ребер подтанцовывет дикую джигу и дух захватывает, как от первой в жизни сигареты.

* * *

янтарные фонари и уютные огни, от всего исходит тепло, предчувствие чуда в предчувствии осени…

обожаю троллейбусы, конечно, еще и трамваи, за то, что они лишены спешки и скученности людей, гуманность в уважении к личному пространству. прелесть неспешности.