Цвет боли: Латекс

Странно, но учителя и библиотекари не обращали на меня никакого внимания, вернее, старались делать вид, что меня не замечают. Думаю, репутация нелюдимого подростка надежно защищала меня от их сочувствия, да и отчим наговорил черти чего… Он-то считал, что меня всегда есть за что пороть.

Я не мог дать сдачи, но и жаловаться тоже не мог, не позволяла гордость. Не представлял, что будет, если я расскажу в школе о том, что меня регулярно порют. Засмеют же, станут показывать пальцами, тогда хоть в Вассаратрескет головой бросайся. Нет, я молча терпел, ожидая, когда смогу дать сдачи.

Сколько раз мечтал взять в руки даже не стек, а настоящую плеть и отходить это чудовище, исполосовав ему всю спину! Ничего, вот повзрослею, стану сильней и разукрашу его так, чтобы неделю ни сесть, ни лечь не смог! Только эта мечта помогала держаться.

Тренировать свое тело нарочно не было необходимости. Отчим постарался нагрузить меня тяжелой работой так, чтобы меньше оставалось времени на глупости – так говорил он. Мне было тринадцать, и на меня вовсю заглядывались девчонки, а я все еще находился в полной зависимости от отчима, от его настроения. И от своей мечты исполосовать его самого.

Я не мазохист ни в какой степени и от прикосновения кожаных полосок или розог удовольствия никогда не получал. Однажды (это случилось на каникулах) не выдержал и вырвал стек из рук отчима с криком:

– Я ни в чем не провинился, чтобы меня бить!

Все же он был много сильней, и я оказался избит так, что два дня лежал на животе, скрипя зубами и уткнувшись лицом в подушку. Мать смазала мою спину чем-то заживляющим и укорила:

– Он желает тебе добра.

– Добра?! Избить до полусмерти называется желать добра? Зачем ты вышла за него замуж?!

– Он желает тебе добра, – повторила мать. – Хочет выбить из тебя строптивость.

Тогда я понял, что она мне не заступница, даже не жалелыцица. И сестра тоже. Сара подошла, постояла и фыркнула:

– Дурак! Разве можно ему противиться?

– Нужно ждать, когда изобьет до смерти?

– Сделай вид, что подчинился. Не противься и меньше попадет.

Я попытался перевернуться на бок, чтобы увидеть лицо сестры, но не получилось, от злости заскрипел зубами:

– Нет, я убью его.

Сказано было так твердо, что Сара шарахнулась в сторону:

– Ты что говоришь-то?! Бога не боишься?!

– Почему бог позволяет ему избивать меня ни за что? Почему не поразит его на месте?

Договорить не дала мать, она словно что-то почувствовав, почти вбежала в комнату, замахала руками:

– Лежи молча! А ты иди к себе, Стиг возвращается с работы.