Цвет боли: Латекс

Когда это чудовище возвращалось с работы, по щелям прятались даже младшие – Курт и Маркус. Им тоже доставалось, хотя не так, как мне. Мне попадало больше всех, я противился, не желая принимать наказание за благодеяние и с благодарностью.

Младших братишек я презирал, всех – Йена, Курта и Маркуса. Они были безмолвными и терпеливыми, если чувствовали свою вину (можно ли считать виной неверно произнесенное слово в молитее?), то сразу начинали канючить, прося прощения. Отчим смилостивился и лишь слегка проходил по их голым задам розгами. Я не просил и вины не признавал, потому бывал бит нещадно стеком, а то и ремнем.

А потом…

Это случилось, когда лед на Вассаратрескет еще толком не встал, ходить было опасно. Зачем Йен пошел на середину широкой части? Этого не знал никто. На снегу осталась только цепочка следов, ведущая в холодный туман. Его нашли позже весной, но тогда, когда рыбы уже вовсю постарались.

Мать почувствовала неладное, еще не зная, что Йен утонул, она стояла, глядя вдаль, и твердила:

– Он там… он там…

Стояла, даже когда отчим заорал, чтобы шла домой и занялась делом, что этот щенок мог просто сбежать из дома.

– Твои ублюдки все ненормальные! Один зверем смотрит, того и гляди полоснет ножом, когда спишь, другая дура ревмя ревет целыми днями, гимназию бросила.

Он был прав, потому что Сара наотрез отказалась ходить в гимназию, заявив, что ей там плохо. Ей и впрямь было плохо и не только в гимназии. Бледная, с синими кругами под глазами, она не могла ни есть, ни пить… Отчим сказал, что с Сары хватит, если решит продолжить учебу, то сделает это на следующий год, а пока девушке найдется много работы и дома. И снова все промолчали..

А мать он тогда тоже избил, причем, так, что у нее случился второй выкидыш. Но мать даже в больницу отказалась обратиться, пролежала три дня пластом, встала и снова двигалась по дому, как тень. Из-за своей беременности она не работала, это позволяло отчиму укорять ее в том, что вся семья сидит на его шее. Я мечтал только об одном: поскорее повзрослеть, чтобы уйти из дома и жить своей жизнью. Главная мечта – излупцевать отчима – стояла вне конкуренции.

И все же к той зиме я у же настолько окреп физически, что он не рисковал браться за стек. Однажды, когда по привычке отчим попытался перетянуть меня чем-то, я уцепился за ремень и зашипел ему в лицо:

– Тронешь меня еще раз – убью!