Цвет боли

У него перехватило дыхание, потому что он почувствовал, что в ее заявлении было нечто большее, чем просто слова. Просьба?

— Что ты говоришь, милая? Будь честна со мной. Что ты хочешь мне сказать?

Она приподнялась и посмотрела ему в глаза. Ее темные волосы, такой поразительный контраст с сапфировыми глазами, падали вниз, на его грудь, и ему захотелось погрузиться в них пальцами и целовать ее до потери сознания.

Ева облизнула губы, а затем нежно прикусила нижнюю губу, что свидетельствовало о ее волнении. Но ее глаза были серьезными, когда она смотрела на него сверху вниз.

— Я знаю, что ты хочешь действовать медленно. Я знаю, что ты не хочешь торопиться или ошибаться. Но я не хочу ждать. Я хочу чувствовать, Марк. Я хочу снова жить. Я хочу снова почувствовать себя женщиной. Мне было так одиноко и….. холодно, — прошептала она. — Очень холодно так долго. Я хочу вспомнить, что такое страсть. Каково это, когда мужчина занимается со мной любовью, когда касается меня. И я не хочу, чтобы ты спрашивал. Звучит глупо? Я хочу, чтобы ты взял… контроль. Я просто хочу, чтобы ты делал то, что хочешь. Я хочу, чтобы ты принимал решения за нас обоих.

Он перестал дышать. Его сердце билось так сильно, что он удивился, что оно не издает слышимого стука. Его кровь текла по венам с такой силой, что он чувствовал головокружение.

Она подавала ему все, о чем он когда-либо мечтал, на серебряном блюде. Свое доверие. Свою покорность. Всю себя.

Он обхватил ее лицо, лаская большим пальцем нежную детскую кожу.

— Будь уверена в том, о чем просишь, Ева. Очень уверена. Потому что я этого хочу. Я хочу все это. И я возьму это. Но ты должна быть чертовски уверена, что готова к реальности.

Она вздрогнула, ее руки и плечи покрыли мурашки.

— Я уверена, — прошептала она.

Глава 8

Сердце Евы колотилось, ее кровь закипела в венах, когда она увидела серьезное выражение лица Марка. В том, как он сейчас на нее смотрел, было что-то невероятно сексуальное. Это вызывало у нее головокружение.

Как будто она только что выпустила льва. Очень голодного льва, который собирается сожрать ее целиком.

Она вздрогнула, представив, как он кусает ее, вонзая идеально ровные белые зубы в ее нежную плоть. Как он маркирует ее, овладевает ею, клеймит ее.

Все, о чем она мечтала с доминирующим мужчиной. Только она никогда не представляла Марка в роли доминирующего над ней мужчины, а теперь? Это все, о чем она могла думать. Мечтать. Фантазировать.

Марк заставил ее увидеть в себе мужественного, потрясающе красивого альфа-самца. Он заставил ее посмотреть дальше завесы дружбы, и ей понравилось то, что она увидела.

Теперь, когда она бросила вызов, отреагирует ли он? Поверит ли он ей на слово или будет осторожен и не станет торопится?

Это было последнее, чего она желала. Она не хотела осторожности или сдержанности. Она жаждала всего этого. Все, что он мог ей дать, и даже больше. Она могла видеть голод в его глазах, могла видеть похоть и желание, как если бы они были написаны чернилами на его лбу. Он заставил ее почувствовать себя живой впервые за три долгих года. Он заставил ее почувствовать себя женственной и желанной. Он заставил ее почувствовать себя красивой.

И она была честна. Она не хотела думать. Не хотела принимать решения. Может быть, это делало ее трусихой, но она хотела отказаться от абсолютного контроля. Она хотела… сдаться.

— Боже, Ева.

Ее имя резко вырвалось из него на сильном выдохе. Его глаза загорелись быстрым и внезапным огнем, превратившим ее внутренности в кисель.

— Знай, о чем говоришь, дорогая. Пойми, о чем ты спрашиваешь. Потому что я спрошу об этом только один раз. Если ты согласна, если ты этого хочешь, пути назад нет. Ты будешь моей и только моей.

Она кивнула, ее горло было слишком сдавлено, чтобы произнести слова согласия.

— Скажи, дорогая. Скажи это вслух, чтобы не было недоразумений.

— Да, — прохрипела она. — Боже, Марк, что мне делать? Не заставляй меня умолять. Я хочу этого. Я хочу тебя.

В его глазах мерцало сожаление, и он приложил палец к ее губам. Ей хотелось лизнуть его, чтобы понять, был ли он таким же вкусным, как выглядел, как она себе представляла.

— Тебе никогда не придется просить милостыню. Я дам тебе все, что ты хочешь. Безоговорочно. И я больше никогда не буду тебя спрашивать. Но есть несколько вещей, которые нам нужно убрать с дороги — важных вещей, — прежде чем мы потеряемся во всем остальном.

— Хорошо, — тихо согласилась она.

Его голос стал серьезным, а взгляд задумчивым, но все же… обнадеживающим. Как будто он боялся, что она передумает и убежит. Ева не могла его винить. Если это правда, что он ждал все это время, хотел ее все это время, он, вероятно, чувствовал, что земля может ускользнуть из-под ног в любой момент. Или, возможно, он думал, что это все сон, от которого он проснется, и все это исчезнет.

Ей было хорошо знакомо это чувство. С тех пор, как она увидела его в «Доме», ее мир безвозвратно изменился. Что бы ни случилось между ними, он никогда не будет прежним.