Цвет боли

Ее веки приоткрылись, и она посмотрела на него в сонном замешательстве. Потом она нахмурилась, увидев свидетельство его ярости.

— Марк?

— Я рад, что ты понимаешь, кто с тобой в постели, — сказал он ледяным тоном.

Ее рот открылся.

— Что? О чем ты говоришь? — Она приподнялась, опершись на локоть. — Марк, почему ты так зол?

Обиженная растерянность в ее голосе разозлила его еще больше.

— Ты не можешь позволить ему уйти, — резко сказал Марк. — Через несколько часов после того, как ты сказала, что любишь меня, ты мечтаешь о нем. Говоришь ему, что любишь его, и извиняешься, черт возьми. За что? За измену ему? За нелояльность к покойнику? Вот тебе информация, Ева. Роберт мертв. Он не вернется. Он оставил тебя и не вернется. Преодолей это и разберись с этим.

Она совсем побледнела, недоверчиво глядя на него.

— Я никогда не буду соответствовать, — жестоко продолжал Марк, стремясь причинить Еве столько же боли, сколько она причинила ему. — Мне не нравится быть плохой заменой человеку, которого ты потеряла, человеку, которого ты не можешь вернуть. Будь я проклят, если буду продолжать это делать. Я был терпеливым. Я все понял. Я дал тебе все, о чем ты просила.

— Ты никогда не заменял его, — хрипло сказала она.

— Я не хочу, чтобы в нашей постели был третий человек, Ева. К тому же мертвец. Ты не хочешь двигаться дальше. Ты просто хочешь, чтобы кто-то ебал тебя и был твоим хозяином. Черт, это был бы любой мужчина, или ты не помнишь ту ночь в Доме? Очевидно, что ты не была разборчива и удовлетворилась бы любым членом.

— Ты ошибаешься, — выдохнула Ева. Слезы затуманили ее глаза и скрутили горло. — И я не собираюсь лежать здесь, пока ты говоришь что-то, чтобы причинить мне боль.

— Хорошо, — яростно сказал он. — Пора тебе причинить боль в десять раз большую, чем за последние годы. Я устал пытаться жить в соответствии с памятью мертвого человека. Когда ты собираешься признать, что его больше нет? Господи, Ева, даже твое безопасное слово — напоминание о нем. Как будто он тебе нужен, чтобы защитить тебя от меня. Он постоянно между нами, потому что ты поместила его туда, и я не могу больше продолжать эту ложь.

— Ты говоришь, что между нами все кончено? — спросила Ева дрожащим голосом, как будто ее сердце разбилось вдребезги. — После того, как я сказала тебе, что люблю тебя?

— Я не могу больше так, Ева. Я потратил слишком много времени, ожидая чего-то, что, очевидно, никогда не произойдет. Я не могу продолжать откладывать свою жизнь ради женщины, которая никогда не будет моей. Я заслуживаю лучшего. Ты заслуживаешь лучшего. И пока ты не сможешь навсегда оставить прошлое позади, отпустить и двигаться дальше, у нас нет шансов.

Он грубо провел рукой по волосам, разочарованный, убитый горем и злой.

Ева приподнялась и обняла свои колени, словно защищаясь, и его убило то, что она думала, что ей нужна защита от него. Но тогда разве он не разорвал ее на те же клочки, на которые она разорвала его?

— Не могу поверить, что ты можешь быть таким черствым, — сказала она, и слезы потекли по ее щекам. — Ты требовал моего доверия, ожидал этого и не хотел принимать меньшее, но очевидно, что ты не оказал мне того же доверия, какое требовал. Я не могу быть с человеком, который требует от меня всего, но ничего не дает взамен. И уж точно не его доверие.

— Я думаю, что это так, — сказал он, разъяренный тем, что она заставляла его чувствовать вину. Он не сдерживался. Не он отказывался отпустить прошлое.

— Уходи, — тихо сказала она. — Просто уходи. Иди на работу. Делай то, что делаешь. Просто оставь меня в покое.

— Это мой дом, черт возьми.

Ева побледнела еще больше, а затем скатилась с кровати, хватаясь за одежду.

— Ты прав, Марк. Это твой дом. Твой дом. Не мой. Он никогда не был моим. Меня не пустили. Это ты ставишь барьеры между нами, а не я.

— Фигня, — выдавил он. — Я ухожу. У тебя будет день, чтобы сделать то, что ты, черт возьми, хочешь сделать.

С этими словами Марк подошел к шкафу, выдергивая брюки и рубашку, не утруждая себя душем. Ему нужно было уйти, прежде чем он скажет или сделает хуже. Раньше он делал что-то действительно глупое, например, встал на колени и попросил у нее прощения. Как сказать ей, что не имеет значения, если он никогда не сможет получить ее всю, что он возьмет все, что она должна дать. Когда-то он думал, что может быть доволен любой ее частью. Он думал, что что-то лучше, чем ничего.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Он был не прав.

Он не мог — не хотел — соглашаться на что-либо меньшее, чем ее сто процентов.

Ева сохраняла самообладание только до тех пор, пока Марк не вылетел из дома, затем она упала на колени, закрыв лицо руками, и рыдания вырвались из ее горла.