Цвет боли

Марк не мог подобрать слов. Ее эмоциональное состояние? Она была расстроена. Совершенно верно. Черт, он почти выгнал ее из своего дома. А потом она попала в аварию. Боже. Могла ли она сделать это намеренно? Как, черт возьми, еще она могла бы врезаться в дерево, двигаясь так быстро и не сделав попыток затормозить?

— Понятия не имею, — тупо сказал Марк. Он хотел бы иметь возможность защитить Еву, но кто, черт возьми, знает, что творится у нее в голове?

Чувство вины охватило его. Он не должен был оставлять ее сегодня утром. Он был очень зол. Но он должен был успокоиться. Они с Евой должны были обсудить свои проблемы, как два разумных взрослых. Только он не был рациональным. Пыталась она покончить с собой или нет, но во всем виноват Марк.

Но он не мог сдержать ярость при мысли о том, что она сдалась. Проявила слабость. Это была не та Ева, которую он знал. Или думал, что знает.

Он отвернулся от полицейского и зашагал обратно к стойке регистрации.

— Я хочу увидеть Еву Корнилову. Сейчас.

— Простите, сейчас врачи работают над ней. Если вы пройдете в зону ожидания, я позову вас, как только будет можно ее увидеть.

— Что значит «работают над ней»? — потребовал ответа Марк. — Что с ней не так? Насколько сильно она ранена? Она будет жить?

Лицо регистратора светилось сочувствием:

— Я знаю, что тяжело ждать и не знать, но уверяю вас, наши врачи делают все возможное, и, как я уже сказал, как только я что-нибудь узнаю, я сразу сообщу вам.

Марк вскинул руки и зашагал обратно в зону ожидания, но не смог сесть. Как он мог? Это было снова дежавю. Три года назад. Эта же больница. Такое же ужасное ожидание только худших новостей. Роберт мертв. Им не удалось его спасти. Его травмы были слишком тяжелыми.

Только его авария произошло в результате несчастного случая. Он ничего не мог сделать, чтобы этого избежать. Могла ли Ева сказать то же самое? Неужели она была так обижена и расстроена, что въехала на машине в дерево в надежде на смерть?

Он не мог осмыслить это. Не мог понять этого. Но это было то, что подозревала полиция. Иначе зачем им знать, склонна ли она к самоубийству? Что, если ее к этому подтолкнул он, Марк?

Наконец он сел и закрыл лицо руками. Спустя целую вечность медсестра позвала семью Евы Корниловой. Так как в данный момент Марк был там единственным, он поспешил вперед.

— Как она?

Медсестра улыбнулась:

— Она будет в порядке. Она немного одурманена от обезболивающего, которое мы ей дали, но мы не могли лечить ее, пока не получим рентгеновские снимки и результаты компьютерной томографии.

Марку было плевать, в каком она состоянии, пока она была жива.

Медсестра отвела его к одной из палат и открыла дверь, позволив войти. Он втянул воздух, когда увидел Еву, лежащую на носилках, бледную и в синяках. У линии волос и в уголках рта была засохшая кровь.

Она выглядела такой чертовски хрупкой, что он боялся прикоснуться к ней.

Он подошел к ее постели, и ярость снова охватила его. Она сонно моргнула, а затем посмотрела на него. Мгновенная боль заполнила ее глаза, и она отвернулась. Это только еще больше разозлило его.

— Ты маленькая идиотка, — прошипел он. — Ты пытался убить себя, Ева? Была ли жизнь без Роберта настолько невыносимой, что ты пыталась к нему присоединиться?

Ее взгляд снова обратился к нему, ярость сменила боль, которая плескалась в ее глазах всего лишь несколько мгновений назад.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Убирайся, — сказала она сквозь зубы. — Я не хочу, чтобы ты был здесь. Я не хочу, чтобы ты был рядом со мной. Иди к черту, Марк. Видимо, там тебе будет удобнее всего.

— Нет, я никуда не уйду, пока не получу ответ, — буркнул он. — Ты до смерти напугала меня, Ева. Какого хрена ты думаешь, что делаешь?

— Я пыталась не сбить ребенка, — сказала она холодным тоном. — Она выбежала на дорогу, и я знала, что задавила бы ее, если бы не свернула. Я не видела дерева. Все, о чем я думала — как избежать наезда. Я бы не смогла жить, если бы девочка погибла. Я был расстроена и не сразу заметила ее. Я должна была увидеть ее раньше. Я этого не сделала. Но будь я проклята, если она заплатит за мою ошибку своей жизнью.

У Марка перехватило дыхание:

— Мне очень жаль, — прошептал он.

— Я не хочу слышать твои извинения, — сухо сказала Ева. — Я хочу, чтобы ты ушел. Я не хочу больше тебя видеть, Марк. Ты сказал все, что хотел сказать, сегодня утром. И знаешь, что? Все это было чушью. Но ты даже не дал мне возможности объяснить.

— Что объясни, дорогая?