Цвет греха: Алый

Плеск морской волны, шум работающей техники и монотонный доклад стоящего за спиной управляющего зоной портовой разгрузки – всё перемешивается в моей голове, превращаясь в кучу дерьма, которое пытаюсь разгрести весь день, но пока удаётся откровенно паршиво. Вероятно, пятая порция водки была лишней. А может просто не стоило прикасаться к девчонке и дать ей время немного свыкнуться с новыми обстоятельствами в её жизни. С моим присутствием в ней свыкнуться. Хотя, кому я вру? Даже ощущая себя последним ублюдком, каким она меня называет этим утром, я всё равно ловлю чистейший безоговорочный кайф от малейшей её реакции, стоит дотронуться, в голодном желании проделать с ней все те порождённые моим извращённым разумом номера, что жрут мой мозг при виде её грешно алых губ. Не могу остановиться. Торможу себя, насколько хватает выдержки. И всё равно слетаю с катушек. Если прошедшей ночью, после того, как осознаю – кто она, всего лишь пытаюсь понять, насколько же Эва искусна по части обмана и как далеко готова зайти в этой игре, то всё, что после…

Неумелая. Даже самая дешёвая уличная шлюха, и та сосёт с куда большим рвением и энтузиазмом.

И ведь всё равно чуть не спустил в первую же секунду, как какой-нибудь зелёный мальчишка, впервые вставивший девице…

Даже акушерку позвал, чтоб удостовериться. У самого… духа не хватило. Не после того, как она на протяжении целого часа рыдала под звуки включенной воды в душевой. И ведь не должна меня задевать вся эта муть с женской логикой, но будто в грудине раскалённая арматурина засела, так запекло внутри.

Оставил в покое. Чтоб в себя пришла.

Если б не выбесила потом, может и тогда бы сдержался.

Что я там про искусство обмана вещал?

Пытался понять, насколько же она хороша в этом, а в итоге обманулся сам. Каждым взглядом и жестом. И теперь, как лишнее подтверждение её оскорблениям, чувствую себя полнейшим ничтожеством, столь грязно и низко поступившим с той, кто абсолютно беззащитна передо мной. Хотя последнее – явное преувеличение. Одна эта её существующая грёбанная уязвимость ставит самого на колени. И похрен что по факту, это она сама передо мной в такой позе в реальности. Херня полная. Не бывает, чтоб зависеть от кого-либо настолько сильно. Что опомниться не успел, а уже за потроха на крюк для освежевания подвешен, трепыхайся сколько угодно, не соскочить. Если бы взяла тот скальпель, что сжимала в своих красивых тонких пальчиках, и всадила бы мне в грудину, наверняка было бы не столь невыносимо, чем просто смотреть на неё. Смотреть и знать, что в зелёных глазах будет жить лишь чистая ненависть. За всё то, что сделал. И сделаю.

В конце концов, когда человек собирается сожрать кусок отборного стейка, он его берёт, жарит и проглатывает, ему не интересна история коровы.

Вот и появившийся Адем оказывается того же мнения:

– Ты проявляешь слабость, – выдаёт без лишних прелюдий, остановившись сбоку, чуть левее, складывая руки на перила ограждения балкона. – А когда человек проявляется слабость, по ней бьют. И ломают. Сам знаешь. Не мне тебя учить, – вздыхает тоскливо, едва я сосредотачиваю на нём своё внимание.

Тот, кто до его появления накидывает мне информацию о текущем положении дел в этой части бизнеса, что мы отжали у Вайса, куда-то девается. То ли Адем от него избавляется, то ли сам линяет, поняв, что я его не слушаю, то ли заканчивает и потому сваливает, хрен его знает. Как вспоминаю, так и забываю.

– Ты сломаешься, если продолжишь в том же духе. Завязывай страдать хернёй, – продолжает Адем. – Не становись своим врагом. Ты же не Рейнард Вайс. Не твори такую дичь. Отпусти девчонку. Или прикончи.

Всё бы ничего, если бы не последнее.

– Она будет жить.

В моих словах куда больше враждебности, нежели собираюсь вложить, а шаг в сторону кровного брата выглядит, скорее, как предупреждение и призыв ему заткнуться, нежели готовность продолжать разговор в том же направлении. И я, и он – оба слишком хорошо знаем это, чтобы спорить дальше. Но то мы.

– Да кто ж сомневается? – доносится самодовольным от присоединившегося Айзека. – Недолго. И паршиво. Если учесть твою компанию. Но будет. Ты это имел ввиду? Всё же такие нежные цветочки, как твоя хорошая девочка Эва, в неволе не цветут, очень быстро вянут, засыхают и гибнут. Сами по себе. Тогда и убивать не придётся. Сама загнётся.