Цвет греха: Алый

Где-то в отдалении слышится торжественная музыка. Она разливается по общему залу нотами очередного пафоса, подтверждающего торжественность и важность происходящего. Для них. Тех, кто там, в отдалении. Не для меня. Весь мой мир сейчас – этот исключительный мужчина. Мой. И пусть не по-настоящему. В моём сердце и душе – всё реальное. Не будет другого. Никогда. А я сама вспоминаю об остальном лишь после того, как Кай от меня отстраняется. Совсем ненадолго. И лишь для того, чтобы развернуть лицом к тем, кто там – внизу. Вынуждая меня ухватиться обеими ладонями за спинку ближайшего кресла, которое служит моим единственным прикрытием, едва подол платья задран через вырез на моём бедре и частично отведён в сторону, а мужчина пристраивается сзади, забираясь под тонкую ткань, под которой и нет абсолютно никакой преграды к моему обнажённому телу и пробуждённому желанию.

Плевок на два пальца…

Как же грязно-развратно и одновременно возбуждающе это воспринимается. И ещё более греховно и порочно, едва они умещаются между моих ягодиц, размазывая слюну, смягчая возможность проникновения, хотя пока не собираются делать ничего такого, только дразнят, гладят, слегка надавливают, распаляя в пекло все мои самые потаённые и блудливые помыслы.

– Хочу почувствовать, как ты сжимаешь их собой, моя хорошая девочка, – шепчет он мне на ухо. – Тебя хочу.

Вряд ли моё ответное мычание, пока я кусаю губы, сойдёт за полноценный ответ. Он и не нужен. Моё тело говорит за меня сполна, пока я выгибаюсь ему навстречу, инстинктивно запрокидывая голову на мужское плечо, а другая его ладонь накрывает меня между ног иначе – с другой стороны, фактически укутывая собой и своими жаркими объятиями: раскрывая и лаская куда привычнее, но оттого не менее сладко и необходимо, до такой степени верно и чувственно, что само собой действительно влажно становится между моих бёдер, причём столь интенсивно и скоро, словно ко мне в первый раз прикасается, а я ни разу ничего подобного не испытывала.

В какой-то мере так и есть…

Каждый раз с ним – как в первый.

– Не закрывай свои красивые глаза, – следует мне новым велением вместе с первым аккуратным толчком его пальцев внутрь моего тела. – Их я тоже хочу видеть.

Подчиняюсь и в этом. Перед моим взором – сотканная из наваждения пелена, не особо различаю виднеющиеся вдали силуэты. Музыка в зале становится тише. Куда громче я улавливаю собственный ритм сердцебиения, который грохочет всё чаще и чаще, вместе с закручивающимися во мне отголосками подступающего оргазма, к которому убийственно медленно и мучительно размеренно подводит меня Кай. Со сцены звучит чей-то голос. Кажется, он рассказывает о чьих-то там выдающихся достижениях, используя микрофон, чтобы было всем достаточно хорошо слышно. Плевать.

Я так близко…

Всё-таки закрываю глаза. Вновь кусаю свои губы. Они горят от недостатка поцелуев и мне срочно требуется хоть какая-либо компенсация. Выгибаюсь в спине глубже. Сама трусь об мужчину, подаюсь навстречу заданному им неспешному ритму, хватаю ртом воздух и слабовольно молю, чтобы происходящее никогда не заканчивалось, потопило и погребло под собой. Цепляюсь за спинку кресла из последних сил, ведь колени давно подгибаются.

Да, я очень близко…

Ещё совсем немного.

И…

– … вот такой вот замечательный человек – Рейнард Вайс! – доносится особенно громким окончанием чужой речи из зала.

Почти упускаю. Оргазм вышвыривает из реального мира в совершенно иной – отдельный, мой личный, где нет никого и ничего, кроме феерии чистейшего наслаждения, пронизывающей каждую клеточку моего организма. Едва ли в этот момент я достаточно сильная, чтобы быстро вернуться, прийти в себя, осознать в полной мере происходящее и окружающее. Меня фактически складывает пополам, первый свой более-менее ровный вдох мне удаётся совершить, уткнувшись грудью в ту же спинку кресла, за которую я по-прежнему держусь до побеления пальцев.

– Очень жаль, что сегодня его здесь нет! – подхватывает кто-то, следом слышится какая-то недолгая возня, судя по всему, микрофон передают другому участнику, вышедшему на сцену.

Где-то тут я всё же ухватываюсь за смысловую нагрузку раздающейся речи. Тем более, что она не заканчивается.