Цвет мести – алый

С другой стороны, а надо оно ему?! Марго мертва. Подруга ее – тоже. Эксперт говорит, что никаких следов насилия на трупах не обнаружено. Вообще никаких! Может, и в самом деле девки… того, сами себе дурь в вену вогнали?

И опять – корежит его от этого! А как же быть с убийством Марины Стефанько? С какого хрена там Марго маячила на заднем плане? И, опять же, в обоих случаях Алекс – человек не посторонний этим двум женщинам.

– Пуф-пуф-пуф… – фыркнул Горелов, дождался наконец, пока неповоротливая толстуха уехала, и вновь повернул машину в Стаськин двор.

Нечего малодушничать! Да, пора признать, что ему небезразлична смерть его бывшей жены-предательницы. На похороны ее он не пошел, и это – его право. Теща звонила, он снова трубку не взял. Сева фонтанировал, извергая праведный гнев, и даже позволил себе назвать брата нехорошим словом.

– Отстань, старик! – ответил Горелов ему спокойно и нажал отбой.

Даже Севке он не мог признаться в том, насколько больно для него было бы увидеть Маргариту мертвой. Прав тот увалень, как там его, Белов, кажется, сколько бы он ни жил с гневом и ненавистью в сердце, любить Ритку он не перестал. И – да, да, все равно он втайне надеялся, что она рано или поздно к нему вернется. Уж на каких условиях – о том разговор особый, но все равно он ждал ее возвращения через покаяние.

Теперь уже не ждал…

Горелов поставил машину у левого края и начал обход крайних подъездов, постепенно сужая кольцо, тем самым подбираясь все ближе и ближе к Стаськиному подъезду.

Почему он так поступил? Все просто. Он начал с самого безнадежного варианта, в душе надеясь, что уж там-то, в ее подъезде или близлежащих к нему, кто-то что-то да увидел. Начни он в обратном порядке и напорись сразу на неудачу, жильцы крайних подъездов так и остались бы неопрошенными. Он бы тогда точно бросил это гиблое дело. А так – надежда какая-то все же оставалась.

– Нет, что вы! Мы ничего не видели и не слышали! – в основной массе своей отвечали ему люди.

– Вы в своем уме?! Где жила эта наркоманка, а где мы?! – так отвечали грубияны.

– Даже если и видели мы что-то, теперь уж и не вспомнить! – И такой вариант ответа он тоже выслушал.

С этими неутешительными сведениями, так и не исписав ни одного листка в своем блокноте, Горелов добрался до подъезда, где жила Анастасия. Здесь он начал с первого этажа, подниматься сразу на верхний этаж и постепенно спускаться вниз, по его сегодняшней методике, ему что-то расхотелось.

Ему вообще выше третьего этажа подниматься не хотелось, но он все равно пошел.

Тот же результат. Вернее, никакого результата.

Кто-то в то самое время был на работе. Кто-то в окна не имеет привычки таращиться. Темно же на улице, зачем туда глазеть? Фонари горят? И что с них проку? В радиусе метра от них еще что-то видно, а дальше – темнота!

Он не то чтобы отчаялся, нет. В деле фигурирует вполне конкретный подозреваемый, начальству доложить есть о чем. Но…

Но не нравится Сизых эта версия, хоть убей.

– Ты что, Кеша, офонарел совсем, что ли, с горя?! – выкатил он вчера под вечер на Горелова глазищи. – Ладно, мужик этот тебе не нравится по вполне понятным причинам…

Хотел он спросить: это по каким же, но вовремя передумал.

– Но ведь он же не идиот конченый! – продолжал Валерий Иванович. – Убить двух девок и не обеспечить себе алиби? Так дела такие не делаются.

– А как такие дела делаются? – ядовито поинтересовался Горелов. – Он же в хлам был пьян, Валерий Иванович! Он вообще ничего не помнит!

– Вот именно! – подхватил радостно Сизых, словно одно это обстоятельство могло оправдать хренова Лесика.

– Вот именно, Валерий Иванович! Он натворил дел. Может, и вместе с кем-то натворил, кто его знает, а потом перепугался, смотался оттуда, укатил за город, съехал в кювет, уснул, проспался и…

– И ничего не помнит.

– Ага, а как звонил ему некто на мобильный, чей номер не определился, это он помнит? А как уезжал от Анастасии, не помнит? Причем сначала он излагал все ладно и складно, а теперь путается в показаниях.

– Да знаю я, – скуксился Сизых, подпер полную щеку кулачищем, вздохнул, а вторым кулаком ударил себя в грудь. – Но вот точит меня что-то, хоть убей! Не верю я, как бывалый театральный мэтр говаривать любил. Что делать-то, а? Поискать бы его, а, Кеша? Если уж совсем никого не откопаем, тогда будем работать Лесика этого самого. Придумают тоже кликуху, придурки!..

Вот и Горелова, в свою очередь, принялись точить сомнения. С одной стороны, все вроде сходится, а с другой…

Да, он нехотя сегодня утром послал запрос на распечатку всех разговоров и сообщений Лесика этого чертова, но почти не надеялся на результат. Соврал Лесик тот наверняка про тот звонок. В журнале входящих вызовов в телефоне не сохранилась информация об этом звонке. Либо он, боясь жены, стер его. Либо его не было, звонка этого.

Кстати, о жене!