Цвет мести – алый

Гражданка Белова Мария Николаевна в последнее время никаких чувств в Горелове, кроме восхищения, не вызывала. И ему даже не хотелось верить, что она, так же как и Марго, бросила своего мужа без всяких объяснений. Было в ней столько благородства, столько природного достоинства и в то же время великодушия, что ему всякий раз при встрече с ней хотелось ей руку поцеловать, честное слово. Герцогиня просто!

А как она за Алекса своего вступилась! Просто чуть в горло Горелову не впилась, когда следователь строго повелел ему никуда из города не отлучаться и обо всех своих перемещениях докладывать в отдел, тем самым давая понять Лесику-Алексу, что он в число подозреваемых попал.

– Как вы смеете?! – набросилась Маша на Горелова. – Эти две карги ему в уши с утра до ночи дуют и вы еще тоже!

Двумя каргами оказались мать и сестра Алекса. Они, со слов Марии Николаевны, явились к ним в дом через пару дней после этого страшного происшествия и начали наседать на Алекса, чтобы тот, перед тем как отправиться на нары, переписал весь свой бизнес на них.

– Не вздумай на Мари оформить бизнес! – верещала его сестра.

– Почему бы и нет? – пьяно скалился Алекс, разгуливая по дому в одних трусах и носках. – Машке все оставлю!

– Идиот!!! – подключалась мамаша. – Ее завтра убьют, а кто все унаследует?!

– Я! – кривлялся Алекс.

– Так тебе еще сидеть и сидеть, а дело погибнет!

– Так, стоп, а с какой это стати Мари убить-то должны? – пытался он встрепенуться, но голова его все время падала на грудь или запрокидывалась назад.

Доза выпиваемого им алкоголя день ото дня все росла. И завязывать он явно не собирался.

– Так в нее ведь уже стреляли, – резонно подмечала сестра свистящим шепотом, должным, по сути, звучать зловеще, но больше напоминавшим радостный. – Один раз не попали, перепутали. Так ведь добьют, непременно…

В таких вот условиях приходилось бороться за себя, за семью, за мужа своего гражданке Беловой Марии Николаевне.

Горелову сделалось жалко ее. Да и кто знает, в кого в тот день целился киллер, а попал в ее подругу?

– Здрассьте вам!

На пороге квартиры, располагавшейся на втором этаже и на одном стояке с Анастасией, стояла пьяная баба. Лет где-то под полтинник, одета в мужской тельник до колен, мужские тапки размеров на пять больше, чем надо, с почти лысым уже черепом и двумя живописными синяками под заплывшими мутными глазами.

– Мент? – ткнула она грязным пальцем в гореловский стильный плащик, и его аж передернуло. – Вижу, что мент, хоть и нарядный! Чего приперся? Соседи снова жаловались? Так пускай не подслушивают! У нас с Васькой любовь! Потому мы и орем по ночам. И не ор это вовсе, а стоны любви, во!

– И от стона этого у тебя все лицо так посинело? – хмыкнул Горелов, вознамерившись уйти.

Ловить в этих стенах нечего. Яснее ясного: эти люди либо все время спят, либо ищут то, от чего уснуть можно. Им-то уж точно не до машин, которые без конца паркуются на стоянке под окнами.

– Мое лицо – не твоя забота, – абсолютно не обидевшись, парировала баба и шмыгнула носом. – Я чё спросить-то хотела… Тут, когда Настюху выволакивали, ваши приходили, какую-то пургу гнали про наркотики, что будто лесбиянки там были какие-то… Чё, правда, что ли, Настюха голая с бабой в койке померла от передоза?

– Пытаюсь узнать как раз. – Он шагнул в сторону от ее двери.

– Брехня это, малый! Сто процентов брехня! – крикнула она ему в спину, заставив Горелова обернуться.

– Сто два процента – брехня! – откуда-то из-за ее спины раздался сиплый мужской баритон, и на Горелова глянули два точно таких же мутных глаза, в точно таком же синюшном ореоле. – Настя мужиков всегда любила. И они ее тоже. Баба была правильная. Никакой наркотой никогда не баловалась. Все это… херня какая-то, малый! Ты, может, войдешь? Че ты, дура, его на пороге-то держишь?

Обшарпанная дверь гостеприимно распахнулась. Парочка попятилась, впуская Горелова.

Честно сказать? Входить туда ему жуть как не хотелось! Воняло страшно и от жильцов, и из недр жилища «ихонного». Но что-то такое они молотят языками… То ли развести его на сотню-другую хотят, то ли в самом деле помочь пытаются.

– У нас не прибрано, уж извини, гостей мы не ждали, – развела руками баба в тельнике. – Можешь присесть, если найдешь куда. Можешь постоять.

– С вашего позволения, я постою, – предупредительно поднял руки Горелов, поскольку мужик принялся обтирать тряпицей страшную липкую табуретку. – Давайте мы с вами поговорим конкретно, без лишней лирики, правдиво и…

– Сотню дашь? – оправдал его предположения о мзде мужик.

– Даже две, если вы мне поможете, – пообещал Горелов и достал блокнот. – Итак…

Со слов этих соседей, проживающих на одном стояке с Анастасией, лучшей бабы, чем она, в их подъезде и не было. Настя была очень порядочной, честной, справедливой и… всегда помогала им с опохмелкой. Наркоманам же не то чтобы помочь рублем – она в их сторону даже и не смотрела.