Цвет сакуры красный

Когда Всеволод Николаевич догнал Утиду, тот что-то экспрессивно выговаривал  подростку в большой, не по росту куртке на вате. Мастер, должно быть, спорил уже долго и аргументы явно заканчивались, так что когда инженер подошел поближе, Кен, исчерпав слова, стиснул кулак и замахнулся.

- Товарищ его божественное величество очень верно заметил, – произнес Волков нещадно коверкая японские слова. – «Тот, кто растрачивает свой гнев попусту, оказывает помощь нашим врагам, ибо в нужный момент не найдет в себе должной ненависти к мировому империализму!» Здравствуйте, Утида-сан, – продолжил он без паузы. – Чтобы не натворил этот паренек, своим ударом вы поставите его на один уровень с собой. Ведь только равному можно не суметь что-то объяснить словами.

Старый мастер исподлобья сердито взглянул на Всеволода Николаевича. Видно было, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не послать русского спеца куда-то к демоновой матери. Но наконец японец овладел собой, улыбнулся дежурной улыбкой, обнажив желтые прокуренные зубы, коротко поклонился и спокойно поздоровался, а потом пояснил:

- Вы совершенно напрасно обратили свое драгоценное внимание, Ворокофу-сан, на эту недостойную. Это моя дочь Умеко, которая взяла себе в голову, что законы об охране труда написаны для всех, кроме нее. Вчера она вместо разрешенных пяти часов отработала в цеху восемь, точно взрослая. Да еще осталась на двухчасовую переработку… – Утида возмущенно тряхнул головой и обратился уже к дочери, – Хочешь стать как твоя старшая сестра? В двадцать пять выглядеть так, словно тебе уже пятьдесят?! И кто тебя тогда замуж возьмет, дура?!

 Только теперь Волков разглядел, что рядом с Кеном стоит девчонка с коротко обрезанными на европейский манер волосами. И смотрит то на отца, то на него так, словно сама собирается набросится на них с кулаками…

Но вот девушка тоже совладала со переполнявшими ее чувствами и, поклонившись инженеру, горячо заговорила:

- Наша ячейка КИМ приняла решение: повысить выработку на двадцать процентов. Я и осталась: решение ячейки должно быть выполнено, но наш фенольный цех отстает. А мой отец – он, хотя и пролетарий, но беспартийный и весь во власти старых представлений, традиций и глупых, отживших правил. А вы, товарищ, партийный?

Волков усмехнулся:

- Я – член партии, Умеко-тян. И как член партии и ваш старший товарищ официально заявляю: находиться в фенольном цеху дольше пяти часов в день просто нельзя. Это вредно для здоровья и, – тут он запнулся, потому что не имел ни малейшего понятия, как на японском будут «дерматит», «воздействие на ткани головного мозга» и «паралич дыхательного центра». Однако тут же выкрутился, – Смертельно опасно, Умеко-тян.

Всеволод Николаевич собирался еще добавить про способность фенола проникать через кожу, но некстати вспомнил про фенольную катастрофу в Уфе[4] и замолчал. Очень уж страшными могли оказаться последствия аварии на заводе – настолько страшными, что даже пережившие грандиозное землетрясение двадцать третьего года могли не суметь представить себе весь масштаб возможных последствий. А потому просто добавил:

- Видите ли, Умеко-тян, опасность не только лично для вас. Человек, отравившийся фенолом практически не контролирует себя, а потому может сделать нечто, что вызовет утечку фенола в… – Он снова замялся, подбирая нужное слово, но результат все равно вышел корявым, – В окружающее пространство. И число отравленных будет очень большим. Так что мне стоит зайти на заседание вашей ячейки КИМ и объяснить, как опасно принимать решения, не имея достаточных знаний! – Тут Волков увидел, что дочка Утиды снова собирается что-то возразить, и припечатал, – Ваше здоровье, дорогие товарищи кимовцы, принадлежит не только вам, а всему народу. И никто не позволит вам рисковать народным достоянием! Вам еще новых воинов рожать, а вы что же – уклоняться?! Льете воду на мельницу мирового империализма?

Внутренне он сам хихикал над этим пафосом, но Умеко да и ее отец были просто поражены такой отповедью. Отец свысока посмотрел на дочь: вот, мол, что умный человек говорит, а девушка покраснела и опустила голову:

- Я сообщу в ячейке ваше мнение, Ворокофу-сан, – пролепетала она. – Только вы обязательно приходите и расскажите нам сами, а то мне одной не поверят…

Волков пообещал и выполнил свое обещание. На заседании актива комсомольской ячейки завода он крепко поругался с ребятами, забросал обалдевших кимовцев цитатами из Ленина и Маркса, вывалил на них все свои знания об охране труда и промышленной безопасности и в конце концов вырвал у секретаря ячейки клятвенное обещание сперва согласовывать все подобные вопросы со специалистами, а уже только потом выносить их на комсомольское обсуждение.

После этого Утида Кен еще больше зауважал северного инженера, сблизился с ним и подружился. Они были ровесниками – по возрасту, конечно, а не по году рождения! – и оба могли многое порассказать и многим удивить друг друга. Все чаще и чаще, сходясь в цеховом  акахэйя[5], они беседовали о жизни в таких разных, но неожиданно удивительно похожих странах.