Цвет сакуры – красный

«Бойся своих желаний – они имеют тенденцию сбываться, – усмехнулся Всеволод-старший про себя. – И за каким, интересно, я потребовался этому… хм-м прому?» Разумеется, объем знаний у него такой, что хоть сейчас шагай за нобелевкой, вот только внедрить всё, что он знает, в настоящий момент не представляется возможным. Хоть удавись. А ведь станут требовать ещё чего-то. Как же: обычный инженер, да ещё не самого передового завода, – и вдруг предлагает новшества для армии. Причём аргументы предсказуемы: «Вы же, товарищ Волков, коммунист. Значит, должны понимать… Вот она – обратная сторона награждения. Тёмная сторона силы… Ладно, как-нибудь отобьёмся, лишь бы в прошлом моём копаться не начали…» Тут перед мысленным взором возник товарищ Регер, и словно наяву прозвучали слова: «Такими кадрами разбрасываться нельзя. Нам, дорогой товарищ, этого Советская Власть не простит!»

– Ах, ты ж, б…ь! – в сердцах выругался Всеволод-старший. – Не было у бабы заботы – купила баба порося!

Праздничное настроение прошло, как и не было. За обедом он сидел задумчивый и не разговорчивый. И Груша, и пришедший к ней Вася, разумеется, обратили на это внимание, но лезть с расспросами не рискнули. И только потом, уже на кухне, готовя самовар, девушка шепнула жениху:

– Телеграмму Всеволод Николаичу принесли. Служебну. Он её как прочитал, так хмурой тучей и сидит, – и непроизвольно поёжилась.

Козельцов принялся её успокаивать, поясняя, что на службе всякое бывает, и что Всеволод Николаевич не таковский человек, чтобы какую беду допустить, но сам тоже заволновался. А ну как что стряслось? А вдруг настоящие виновники попробуют на Волкова свои ошибки спихнуть?

Однако уже за чаем Всеволод Николаевич оттаял, а после пары рюмок коньяку даже повеселел. Попросил Василия отыскать ему трость – в Москву вызывают, а ходить ему ещё тяжело. Козельцов решил этот вопрос за час с небольшим: просто зашёл в местное отделение милиции и попросил коллег о помощи. Так что на следующее утро, несмотря на ставшие уже привычными причитания Груши, Волков, опираясь на массивную палку с резным костяным набалдашником, отправился на завод. А к обеду, очень удивлённый, вернулся домой, имея на руках требование на билет до Москвы. Быстро собрал вещмешок – чемоданом за этот год он так и не озаботился, да и зачем? Чмокнул Грушу в щеку, попросил быть умницей, пообещал сразу же по прибытию в Москву прислать координаты для связи и уехал в Ярославль на вокзал. А ещё через четыре часа уже сидел в купе мягкого вагона и азартно резался с соседом в заботливо прихваченные тем шашки…

Заместитель помощника заведующего нефтяного отдела, уполномоченный по переработке нефтяного сырья[183] Всехимпрома ВСНХ СССР Серебрянцев Михаил Александрович (урождённый Зильберман Меир Аронович)

Казалось бы, на тринадцатом году Советской Власти, можно даже сказать – на четырнадцатом, все должны быть грамотными. Но. Для кого, спрашивается, в приёмной висит художественно оформленный плакат: «Без дела не входить»? Люди, кажется, работают, заняты серьёзными делами, а тут – лезут. Причём норовят без доклада. Ну раз уж пришёл – доложись секретарю, объясни: зачем пришёл. Секретарь запишет, потом доложит, потом согласуем и направим тебе ответ. Так нет же ведь! Сами норовят пролезть! Вот хоть прямо сейчас…

Только-только взялся за отношение из Гелиевой комиссии Редэлема[184], как в приёмной шум и чуть ли не крик. Секретарь товарищ Бородаева надрывается:

– Товарищ Серебрянцев заняты! Зайдите позже!

А в ответ негромкое «быр-быр-быр», только дверь вдруг распахнулась. Я приосанился, френч свой одёрнул и подумал, что сейчас наглецу око-рот дам. Да только вижу: входит такой же, как мой, френч. Вот только на этом – орден!

– Здравствуйте, товарищ Серебрянцев, – говорит орденоносец. И руку протягивает.

Я ему так глазами указываю на плакат: «Рукопожатия отменяются». Он за взглядом проследил, хмыкнул, и к столу. Подошёл, стул придвинул, сел и на меня уставился. Представляется:

– Я – Волков. С Тутаевского завода. Которого вы телеграммой вызвали. Прибыл.

И опять смотрит на меня. Ждёт.

Я в ответ:

– Прибыли? Замечательно, – а сам припомнить стараюсь: что за Волков такой? И на кой, извините, чёрт, его вызвали? Нет, всё-таки, какая эта служба хлопотная. Вот в крайкоме, где я секретарём вместе с товарищем Эйхе[185] работал, – вот там спокойнее было… А этот, наверное, партийный секретарь завода, если по одежде судить. Ну тогда…

– Что же это у вас, товарищ Волков, партийная работа отстаёт?

– Почему отстаёт? Насколько мне известно, вовсе не отстаёт. Я, правда, хотя и член Партии, но в ячкоме не состою и точных сведений дать вам не смогу. Это вам с нашим партсекретарём, товарищем Куприяновым, переговорить бы – он вам всё с цифрами и фактами изложит.