Ай, как нехорошо вышло! Промашка! Так он, верно, директор? Ну точно! Вроде же на Тутаевском фамилия директора как раз на букву «вэ»…
– С партсекретарём это пусть райком говорит, а мы с вами, как с руководителем…
– Так это вам уж лучше с директором нашим, товарищем Власовым, пообщаться.
И улыбочка у него по губам скользнула. Нехорошая такая, ехидная.
Боже ж мой! Но если он не директор и не партсекретарь, так зачем же его вызывали? Да ещё телеграммой? Может, наградить за что-то хотели? А для чего в Москве? В Иваново-Вознесенск вызвать не могли? А улыбка мне его решительно не нравится. Он, верно, за собой силу чувствует, что очень неприятно. Эдак ещё и на парткомиссию[186]
попадёшь… Надо что-то срочно придумать. Вот только что?– Но вы ведь, товарищ Волков, тоже не рядовой работник, а заслуженный, отмеченный орденом… – Ну кто ты там? Попробуем так… – Вы грамотный специалист, и должны по своему положению и со всей партийной ответственностью разбираться во всех проблемах вашего завода, так?
– Так, – соглашается проклятый Волков и начинает обстоятельно выкладывать все проблемы завода. Да когда ж этому конец будет? Эх, вот бы ты сейчас провалился куда-нибудь…
А он, негодяй такой, всё мне рассказывает. И про нехватку топлива, и про насосы, что каждую неделю из строя выходят, и про то, что уровень подготовки работников ниже нижнего, а средств на курсы подготовки и какого-то «повышения квалификации» Всехимпром не отпускает… Это он что же? Под меня копает?
– …Кроме того, на втором кубе сложилась совершенно недопустимая ситуация с ремонтной бригадой, которой, можно сказать, и вовсе нет. Хорошо ещё, что у нас сильные партийная и комсомольская ячейки, и в выходные коммунисты и комсомольцы добровольно участвуют в проведении планово-предупредительных ремонтных работ…
Что ещё за «планово-предупредительный ремонт»[187]
за такой? Вот наберут старорежимных спецов, а нам, честным партийцам, потом разбирайся: что они там несут?– …недочёты приводят к тому, что заводские трубопроводы из-за смешения фаз часто входят в режим пульсации. Иной раз труба прямо скачет! А все наши предложения по установке устройств, рассеивающих энергию пульсации, натыкаются у вышестоящих на стену какого-то непонимания…
Ещё бы! Боже мой, о чём он вообще говорит?! Какая-такая «пульс… плюс… акция» и что это такое?!
– Ну вот и всё, если вкратце.
Наконец-то! Прекрасно! Ну и что с этим Волковым прикажете делать? Наговорил тут, нагородил черте чего, а ведь надо какое-то решение принять. Средства им выделить? Как же! Эдак всем давать придётся, а это недопустимо. Совершенно недопустимо! Нужно запасец иметь, на всякий непредвиденный, а заводы так и рвутся всё разобрать.
– Спасибо вам, товарищ Волков. Большое спасибо! Вот как хорошо, когда вот так: кратко, сжато, но всеобъемлюще… – Боже, что я говорю?!! – Разумеется, все эти вопросы нам известны по отчётам и справкам, но там они как-то размазаны, а вот вы – верно, коротко и по существу. Немедленно займёмся, примем соответственные решения. Особенно по вопросу плюсации.
Ишь ты! Улыбается. Доволен, значит. А ведь придётся его вопросы поднимать. И как прикажете докладывать про эти предупреждения плановой плюсации?.. А что, если?.. Только надо говорить потвёрже, посолиднее.
– Вот что, товарищ Волков. Есть мнение – да, есть мнение послать вас в командировку. В Японию. На комбинат. Химический. Осмотритесь, подучитесь, – опять улыбается. Но это уж ты, Волков, зря. У япошек есть чему учиться… – А уж потом…
– Спасибо, – произносит орденоносный Волков, вставая. – Спасибо, товарищ Серебрянцев. Постараюсь оправдать ваше доверие.
– Не сомневаюсь, товарищ Волков. Даже уверен, что не подведёте. Давайте мы с вами так сделаем: сейчас идите отдыхайте. Секретарь свяжется с «Метрополем» – устроим там для вас номер. А завтра, завтра придёте, отдадите секретарю документы – заполним, оформим, подготовим. И – в добрый путь!
Велел товарищу Бородаевой проводить Волкова, получить талоны на питание и сел за бумаги Редэлема. А кто таков этот Волков и зачем его вызывали, весь день вспоминал-вспоминал, да так и не вспомнил…
Две следующих шестидневки вышли у Всеволода Николаевича довольно насыщенными и разъездными, но, как ни странно, – спокойными. Никуда не бежишь, никого не подгоняешь… Съездил обратно в Тутаев и выправил себе заграничный паспорт. Зашёл на завод, передал дела и пообещал, что, как только вернётся, – сразу назад. Договорился с домохозяином, что квартиру оставляет за собой, на всякий случай внёс плату за два месяца вперёд. И, наконец, успокоил Грушу, объяснив, что она как была их домоправительницей, так и останется. Это оказалось сложнее всего, но Волков справился и с этой задачей. И снова отбыл в Москву, где его уже ожидали билеты и командировочные. В результате через двенадцать дней Всеволод Николаевич, изрядно вымотанный, но довольный собой, уселся в мягкий вагон поезда Москва – Владивосток и курьерской скоростью двинулся туда, где восходит солнце…
Глава 2