Цвет счастья

Шарлотта пожала плечами:

– Для этого было неподходящее время.

– Но ведь у такой красивой женщины, как ты, должно быть много поклонников.

Она улыбнулась и промолчала.

У Шарлотты были поклонники. Много. Однако никто из них не затронул ее душу.

Она знала себя достаточно хорошо, чтобы понять, что нужно ей для счастья. И она была достаточно мудра, чтобы осознать, что лучше оставить в жизни пустое пространство, чем заполнить его ненужным. Только так можно встретить именно то, что необходимо.

– Цени эту пустоту, потенциально возможное важно не меньше, чем достигнутое, – постоянно твердила она себе. Она знала, кто ей нужен. Знала, с кем бы она составила целое. Она уже встречала его, мужчину, про которого интуиция говорила, что они созданы друг для друга. Но его пространство было занято.

Несмотря на то, что поначалу не думать о нем казалось таким же невозможным, как не дышать, она научилась жить со своей тоской, хотя в глубине души знала, что он – тот самый.

Ведь порой просто знаешь, и все.

Глава 26

Под вечер Антуан лежал на спине в траве и смотрел на небо. Синеву прорезали восточные воронки́. Стояла такая жара, что даже из-под коры деревьев выделялась вязкая смола янтарного цвета. День плавился, как воск.

Шарлотта смотрела на уже двадцатилетнего Антуана: все более заметные черты указывали на первые признаки мужчины, которым он вот-вот должен был стать. Брови правильной формы, прямой нос и резко очерченный подбородок придавали выразительному лицу благородный вид. Крошечные, но четко выраженные ямочки на щеках и в уголках рта подчеркивали таинственность, питаемую глубоким внутренним спокойствием. Вокруг рта и на челюсти появилась темная щетина. Тело обрело мускулистость, но не выглядело чересчур сильным, а руки, несмотря на шрамы, оставались мягкими и тонкими, как пальцы хирурга.

Когда больше десяти лет назад они приехали на новую родину, Антуан временами проявлял смирение человека, который слишком многое пережил в раннем детстве. Возможно, поэтому он пускал в свою жизнь лишь некоторых. Долго – лишь тех, кто был добр к нему. Или тех, кто затрагивал что-то в его душе. Но это удавалось немногим. От большинства он закрывался, как устрица. Однако те, кому он открывался, находили в нем скрытое сокровище.

Уже несколько месяцев мысли Антуана вращались вокруг вопроса, что делать со своей жизнью. После множества неудачных попыток этот вопрос занимал его все больше. Антуан часто советовался с друзьями о том, что ему точно подойдет, но в результате становился еще более неуверенным, чем раньше.

Шарлотта понимала мысли Антуана чуть ли не так же, как свои собственные. Не отрывая взгляда от рабочего стола, за которым занималась скрещиванием гибискусов, она спросила:

– Что надумал, Антуан? Ты уже определился?

– Все советуют разное.

– Спроси дюжину людей, и ты получишь дюжину разных советов. Человек всегда получает столько разных ответов, скольких людей он спрашивает.

– Может, то, что подходит большинству, подойдет и мне?

– Это самое простое, Антуан, – ответила Шарлотта, отрезав маленьким острым ножом колонку мужского цветка гибискуса, чтобы тонкой кисточкой нанести пыльцу на пестик женского цветка. – Тебе не кажется, что ты слишком долго упрощал себе жизнь? Ты никогда не вспахиваешь незнакомую землю. Подбираешь только то, что выбрасывает под ноги прилив. Когда нужно как следует сосредоточиться на себе, ты чаще смотришь на то, что делают другие. Ты переносишь фокус с себя на них. У каждого своя жизнь и судьба. Подражание – самоубийство. Себя нужно искать в себе же. Все необходимые указатели для руководства жизнью – в тебе.

– Я что, должен определиться сейчас?

– Да, Антуан, должен. Если не хочешь, чтобы это сделали за тебя другие. Или если не хочешь стать жертвой болезни потраченной жизни, которая на каждом углу. Тебе нужно иметь конкретное представление о том, кем ты хочешь быть. Даже самому опытному стрелку трудно попасть в цель, которую он нечетко видит.

– Что это должна быть за цель?

– У тебя ведь есть мечта. Она у тебя есть, сколько я тебя знаю. А ты посвящаешь себя чему угодно, только не ей.

– Потому что она недостижима.

– Как ты можешь так говорить?

– Я сирота.

– Твое происхождение не показатель того, что ты не годишься для чего-то великого. С чего ты взял?

– Так говорят…

– Мало ли что говорят. Обычно большая часть из этого – вранье. В лучшем случае – половина. Никогда не забывай: хоть судьба и раздает карты, играть учит жизнь. Тот, кто проявляет решительность и усердие и одновременно не теряет веру в себя, играет хорошо даже плохими картами. Зачатую трудности помогают нам расти и учат играть. Если жизнь слишком проста или мы сами себе ее упрощаем, мы устраняем условия, которые мотивируют нас на нечто воистину великое.

– Но люди более благородного происхождения сейчас уже ушли дальше, чем я…