Цвет тени (СИ)

— Я… я в порядке, — еле слышно ответила девушка. Слова давались ей с трудом. Они будто царапали горло изнутри. Внезапно кашель заставил её тело вздрогнуть.

— Да нет, не в порядке. Что с тобой? — Призрак нахмурился. — Ты заболела?

Девушка отрицательно помотала головой, после чего её глаза быстро, как в панике, забегали по людям. В какой-то момент она оживилась, хотя улыбнуться не смогла.

Рейнольдс проследил за её взглядом. Мелета отчего-то смотрела на небольшую уличную ярмарку, развернувшуюся на площади под лучами теплого сентябрьского солнца. Люди проводили мастер-классы и продавали мёд, варенье и свежеиспеченный хлеб. Судя по обилию золотистых листьев, калины и каштанов, ярмарка была посвящена осени. Как… по-человечески. И тут же Призрак ощутил глупое, необъяснимое желание приобрести какие-то хлебные палочки с кунжутом, аромат которых дразняще щекотал ноздри.

Сделав один глубокий вдох, муза попыталась переместиться, но очередной приступ жестокого кашля заставил её изменить планы. Развернувшись, она направилась в сторону ярмарки пешком, однако больше пяти шагов ей сделать не удалось — девушка пошатнулась.

На лице наблюдавшего за ней Рейнольдса появилось непонимание. Он был уверен, что за те несколько минут, пока он сражался с Тенями, к ней никто не приближался. Даже из мира людей. Тогда почему она в полуобморочном состоянии?

— Давай я помогу тебе, — колдун не предлагал. Он настаивал. В очередной раз нарушив золотые правила Совета — хотя он и не обещал их соблюдать даже после неких уступок — Рейнольдс приобнял музу за плечи. В этот раз девушка не ощутила боли. Только легкое, приятное тепло его рук.

— Следующая остановка — осенняя ярмарка.

Какое счастье, что он умел читать по взгляду и музе не пришлось лишний раз произносить слова. В очередной раз кашлять не хотелось.

— Куда далее? — невозможно не признать, что колдуны перемещались быстрее. Или это оттого, что Рейнольдс любил ветер?

Муза ткнула пальцем в сторону художников. Шла она к ним несколько более уверенно. Рей с любопытством смотрел по сторонам — люди веселились во всю, а от аромата пирогов и сена становилось как-то удивительно уютно.

Любопытно, каково это — быть человеком? Какая она — жизнь без вечной войны. С возможностью в выходной день поспать до десяти часов, а затем отправиться пить чай с малиновым пирогом на ярмарку?

Такие простые вопросы. И такие невозможные ответы. Колдуны не спят больше четырех часов, а малиновое варенье им нельзя есть. Как и почти все сладости. Маги утверждают, что сахар притупляет их силу.

Очередной кашель Мелеты заставил Рейнольдса выбросить из головы нехарактерные для него мысли. Он же всегда доволен своей жизнью. Возможно, в иной раз хорошо пожить спокойно, но это ведь ещё и скучно.

— Я сама… всё нормально, — не оборачиваясь, прошелестела девушка.

Муза словно ощутила, что колдун хочет подхватить её под локоть. Слабо улыбнувшись, она приблизилась к одинокому немолодому художнику, который в данный момент сидел без работы. Покусывая кончик почти исписанного карандаша, он полудремал от скуки.

Рейнольдс замер и с любопытством стал наблюдать за музой. Он ощущал, что сейчас жизнь уличного художника изменится. Хоть на несколько секунд, но изменится.

Мелета закусила губу. Видимо, ей не слишком нравился невольный выбор.

Зачем ей вообще сдался художник? Раны, значит, музы лечат шедеврами, а температуру с помощью художников? Предположение глупейшее, но ведь с этими созданиями никогда нельзя быть уверенным — когда ты прав, а когда — нет. Всего за сутки Призрак понял насколько непросты эти совершенные красавицы. Кубик-рубик для не владеющего логикой человека.

Девушка решилась. Дрожащими руками она обхватила голову мужчины и закрыла глаза. Золотистая пыль посыпалась на скучный, серый асфальт. Веки Мелеты задергались, в то время, как из глаз художника постепенно стала исчезать скука. Это была самая чистая из всех магий, которую Призраку доводилось видеть за двадцать один год своей жизни.

Заинтригованный Рейнольдс присел прямо на асфальт, куда ветер принёс пыль вдохновения, которая сыпалась с пальцев девушки. Он никогда не ощущал желания творить, но ему было интересно знать, как огонь творчества загорается в других.

Художник минуту-другую сидел неподвижно, а затем его карандаш запорхал по лежащей на коленях бумаге. Вначале это были непонятные линии — косые, нечёткие, загадочные, но с каждым новым штрихом рисунок становился яснее. Вот закружились черные тени, протягивая свои когтистые руки… Ещё несколько взмахов карандашом и на белом листе бумаги стал появляться Рейнольдс — в боевой стойке, он удерживал напор одной из Теней при помощи обычной палки, которая была наполнена чарами. Растрепанные снежные волосы били его по лицу, мышцы на руках были напряжены, глаза в этот момент, именно в эту запечатленную художником секунду, закрыты. А на заднем плане мирной жизнью, рожденной умелой рукой уличного художника, жил город.