Цвет тени (СИ)

— Знаете, сколько вампиров завидует трансильванскому клану, ведь нам не страшно солнце… и мне стыдно, что я трачу день на посиделки в мерзких забегаловках. Почему вы всегда их выбираете? Только не говорите мне, что из-за отличного качества пищи, — Алира с отвращением посмотрела на крошки, прилипшие к её перчаткам.

Поскольку Ричард был слишком занят огромным бургером, пришлось отвечать Рейнольдсу.

— Потому что здесь привыкли к странным компаниям.

— И еда просто отличная, — прочавкал его друг, пытаясь одновременно прожевать. — Ты просто не пробовала, потому…

Алира с сомнением посмотрела на нечто, состоящее из булок, сыра, мяса и огромного количества кетчупа. Ничего, кроме легкой дурноты, она не ощущала.

— Можно подумать, я кровь с холестерином никогда не пила. Смею тебя уверить, мой дорогой Ричард, ничего «отличного».

Парень хмыкнул. Рейнольдс отстраненно улыбнулся, болтая трубочкой почти растаявший лёд в воде. К еде он так и не притронулся. Весь его заказ остывал в стороне.

— Рей, я хотела сказать… то, что эта ужасная Майер говорила о твоей матери…

— Знаешь, почему я называю тебя сестрой? Потому что нас воспитала одна мать, Алира. Властена. Другой у меня нет и не было никогда, поэтому мне плевать на слова Майер. Она может злиться сколько ей угодно.

Вампиры не умели чувствовать, однако после подобных слов Алира ощутила странное тепло, разлившееся по всему телу. Так бывало, когда Призрак говорил нехарактерные для него вещи. Наверное, на человеческом языке можно было сказать, что она любила этого несносного колдуна. Любила, как брата. Он и был её братом. Другой крови, другой породы, но братом.

— Эм… — Ричард, ощущавший себя неловко после столь доверительных слов, попытался переключить разговор, — никому, кроме меня, не показалась странной реакция Совета на нарушение трёх золотых правил? Я хочу сказать… мы ведь и раньше не были паиньками, однако на нас не спешили злиться, упоминая обо всех грехах наших семей с начала сотворения космоса.

— Они боятся.

— Чего?

Алира пожала плечами. Вампирам было дано читать эмоции по стукам сердец, но не ответы на древние тайны.

— Тогда я им не завидую, — Рейнольдс всё никак не оставлял трубочку в покое, хоть ото льда уже не осталось ничего, — какая ситуация, а? Они бояться союза муз и колдунов, однако сегодняшняя ночь показала, что никто, кроме темных магов не в силах защитить их. Блеск.

— Но почему они так боятся? — кажется, у Ричарда сегодня был приступ любознательности. Отбросив хрустящую обертку от своего бургера, он хищно посмотрел на нетронутый обед друга. — Я имею в виду, в этом запрете нет логики. Если о ненависти фей и вампиров сложены легенды, то в хрониках нет ни единого упоминания о войнах муз и темных. Там вообще ничего нет. Будто за всю историю Теневого Мира наши пути ни разу не пересекались.

— Разве тебе мало существования какого-то страшного пророчества? Возможно, если бы мы знали его текст… Вообще, нас не это должно интересовать, а тот странный человек. Загадку прошлого можно отложить до более мирных времен.

Алира недоверчиво покосилась на брата, однако промолчала.

— Это куда реальнее древних пророчеств. Ведь Мелета подтвердила мои слова — там действительно был человек, — Рей выразительно посмотрел на Ричарда, который ещё вчера выражал сомнения.

— Угу. Кстати, кто бы мог подумать, что твоя муза — эмпат. Вчера она своих талантов не выдала.

— Да, для меня подобное стало грандиозным открытием, — согласился Рейнольдс, слушавший Мелету на совете с возрастающим изумлением. — Видимо, из-за трёх золотых правил, она делала вид, что ничего не ощущает. Нам её чувствительность пошла на пользу, ведь теперь меня не считают главным сумасшедшим. — Неожиданно Призрак умолк. Слегка сморщился и покосился на браслет.

— Мелета. Она покинула Парнас, — с закрытыми глазами, сообщил он.

— И где же она? — Ричарду больше хотелось спросить, почему муза решила покинуть Парнас в столь неподходящее время. Всё равно, друг не сможет дать ответ.

— Здесь, — всегда холодный тон окрасился легкой неуверенностью, будто Призрак сам не верил собственным ощущениям. — Она где-то здесь.

Он резко повернул голову туда, откуда плыл энергетический поток музы. Полумрак маленькой закусочной, расположившейся в подвале, начал окрашиваться в мягкие цвета, подтверждая верность сказанных Рейнольдсом слов. Повеяло ванилью, лакрицей и счастьем. Затем появилась Мелета. Не та растерянная, едва успевшая причесаться девушка в мятом платье, не та испуганная барышня с рассеченной бровью, а истинная Муза, сошедшая со страниц учебника по мифологии. В сером хитоне и волосами, собранными в прическу, которую все любители греческой культуры называли лампадион. Настоящая, эталонная Муза. Такая, какой Рейнольдс её не видел. И такая, какой, наверное, она должна быть.

— Оказывается, музы придерживаются традиций своих предков, — констатировала Алира, подразумевая не столько одежду Мелеты, сколько серый цвет, считающийся траурным у древних греков.