Цвет тишины

– Спасибо за чай, – сказал Тахти. – Спасибо, что не сердитесь.

Ларссон рассмеялся сухим, грубым смехом.

– Еще как сердимся.

– Мы вернем тебя обратно, – сказал Ясперсен. – Ты уж прости.

– Не имеем права, – сказал Ларссон.

– Я понимаю.

Тахти допил чай, но все еще держал в руках теплую кружку. Ясперсен встал.

– Позвони домой. Скажи им, что с тобой все в порядке.

– Я…

– Звони-звони.

Тахти поднялся. Ларссон хлопнул Тахти по плечу с такой силой, что он сделал шаг вперед. И поплелся вслед за Ясперсеном. Звонить Сигги. Ясперсен оставил его наедине с рацией. Тахти смотрел на рацию и медлил. Сейчас он наберет номер и попросит соединить его с Сигги. Что дальше? Что он скажет, что сделает? Запрет его в одной из комнат? Оставит без еды? Отправит обратно в приют? Позвонит в полицию?

Тахти снял трубку, набрал номер из справочника. Попросил соединить его с Сигги Пайменом. На линии хрипело и трещало. Потом, через шуршание и скрежет он услышал приглушенный голос Сигги.

– Слушаю.

– Это Тахти.

Слова застревали в горле. В голосе появилась хриплость. Получалось совсем не так, как он хотел. Все получалось совсем не так, как он хотел.

Сигги молчал несколько секунд, для Тахти они тянулись вечность. Он не знал, ждал ли Сигги продолжения его слов или просто был настолько удивлен, что не мог найти слов. Вероятно, цензурных слов.

– Со мной все в порядке, – сказал Тахти.

– Где ты?

– Я… Извините меня. Я вернусь вечером. Я объясню.

Сигги молчал.

– Со мной все в порядке, – повторил Тахти.

– Ты не скажешь, где ты?

– Я… вернусь вечером. Извините меня.

– Это все, что ты готов мне сказать?

– Извините меня.

– Я вешаю трубку.

Тахти остался стоять с рацией в руках. Он ожидал чего угодно. Крика, грубости, угроз. Но никак не такой спокойной, примирительной вежливости.

Которую он на самом деле не заслужил.

***

Они проводили его до самого дома. До самых дверей. Сигги пригласил их зайти, он мог бы сварить на всех кофе, но рыбаки отказались. Сигги кивнул. Тахти стоял посреди гостиной, чужак в чужом доме. Сигги опустился в кресло, Тахти – на краешек дивана.

– Ну? Где ты был?

Голос Сигги не выдавал никаких эмоций, но в потемневших глазах читался гнев. Огонь в камине бросал на его лицо блики, делали черты лица грубыми и жесткими. Брови сползлись на переносице. Тахти предпочел смотреть на колени. Выдержать его взгляд сейчас было тяжело.

– Вы же знаете.

– Я хочу это от тебя услышать. Где ты был?

– На рыбацкой лодке.

– Почему?

Тахти молчал. Не мог выговорить.

– Тахти?

– Я хотел вернуться домой, – прошептал он.

– Домой – куда?

Непроизвольно Тахти улыбнулся. Ну, да. Он же человек без постоянного адреса. Так, бродяга. Бездомный.

Сигги смотрел на него, от его взгляда оставались полосы на коже. Сначала Тахти подумал, что он злится. А потом понял, что он напуган.

– В Ан-Лодалию, – сказал Тахти одними губами.

Сигги откинулся на спинку кресла.

– Ты разве не из Ла’a?

– Я родился в Ан-Лодалии, но мы почти сразу переехали в Ла’a.

– Ты родился в Ан-Лодалии?

– Родители приехали туда по работе. Жили там несколько лет. Потом родился я. И почти сразу мы уехали.

Об этом знал только Ханс. Больше Тахти никому еще не говорил об этом.

– То есть ты привык к жаркому климату, – сказал Сигги.

– Да.

– А вообще на севере бывал раньше?

– Мы пару раз ездили с отцом в Австрию, кататься на лыжах, но там не было так холодно.

– Трудно, наверное, перестроиться.

– Все нормально.

Сигги не отчитывал его, не осуждал, хотя бы вслух. Тахти ждал разнос. Ждал крика, угроз, оскорблений. Почти был готов увидеть в руках Сигги оружие. Оружия он бы сейчас не испугался. А вот неожиданная вежливость сбивала с толку. Сбивала с ног.

Сигги открыл печь и подкинул в нее дров. Маленький фейерверк искр взлетел в печную трубу. Оранжевые языки пламени облизывали свежие поленья, и по дому тянулся древний, первобытный запах костра. Запах жизни. Запах безопасности. Пусть даже взятой взаймы.

– Простите меня, – сказал Тахти своим коленям. Поднял на Сигги глаза и повторил. – Простите. Не выгоняйте меня, пожалуйста.

– Куда я тебя выгоню? – сказал Сигги. – Глупости не говори.

***

Мы все чего-то яростно, отчаянно хотим.

Справишься сам, сказали одному из них, и он осознал, что один в целом мире.

Можешь приходить, сказали другому парню, и он поверил, что наконец-то у него есть дом.

Ты слабак, сказали другому, и он поверил.

Каждая большая история распадается на сотни маленьких.

Мы все чего-то яростно, отчаянно хотим.

В тот вечер в пустом доме один парень больше всего на свете хотел, чтобы его спасли. Он выбрал путь на грани фола. Пожалеет ли он о том, что сделал?

Ночью у другого в ушах стоял звон, а он бежал и бежал через город, и больше всего хотел, чтобы его не нашли.

А еще раньше, несколько лет назад, в некий дом приехал парень в сером свитере. Чего хотел он?

Того же, чего и все.

Мы все хотим этого. Чтобы нас любили. Чтобы нас признали. Чтобы мы что-то значили для кого-то. Мы все хотим быть частью целого.

Но иногда целое для одного исключает целое для другого.

///