Цвет волшебства

— Я ХОЖУ… С ВАЛЕТА ЧЕРЕПАХ, — объявил голос за дверью.

— Нет, извини. Я уверен, что ты ошибаешься, давай-ка взглянем на твои…

Изабель толкнула дверь, и та отворилась.

По сути, это был довольно приятный кабинет, может, чуточку мрачноватый — оформленный в пасмурный день художником по интерьерам, у которого болела голова и которым завладело непреодолимое желание украсить каждую плоскую поверхность большими песочными часами. А ещё у него было множество больших, толстых и чрезвычайно быстро оплывающих свечей, от которых ему хотелось избавиться.

Смерть Плоского мира, ярый приверженец традиций, гордился своими личными заслугами и большую часть времени пребывал в унынии по поводу того, что его деяния не были оценены по достоинству. Он утверждал, что Смерти как такового никто не боится, а все боятся лишь боли, разлуки, забвения. Пустые глазницы и спокойная гордость за своё дело — это ещё не повод для неприязни. Кроме того, он до сих пор пользовался косой, в то время как Смерти других миров давно обзавелись комбайнами.

Смерть сидел в центре комнаты за столом, покрытым чёрным сукном, и препирался с Голодом, Войной и Чумой. Двацветок единственный поднял глаза и увидел Ринсвинда.

— Эй, а ты как здесь оказался? — спросил он.

— Ну, некоторые говорят, что Создатель взял пригоршню… о, я понял. Ну, это сложно объяснить, но я…

— Сундук с тобой?

Сундук протиснулся мимо Ринсвинда и опустился наземь перед своим хозяином. Двацветок открыл его и, покопавшись в содержимом, вытащил небольшой томик в кожаном переплёте. Этот томик он передал Войне, который сидел, барабаня по столу затянутыми в кольчужную перчатку пальцами.

— Это «О Законах Торговли» Крючконоса, — объяснил турист. — Очень хорошая книжка, здесь много говорится об удвоении и о том, как…

Смерть костлявой рукой выхватил книгу и начал её листать, совершенно не обращая внимания на обоих приятелей.

— ТАК, — сказал он наконец. — ЧУМА, РАСПЕЧАТАЙ-КА ЕЩЁ КОЛОДУ КАРТ. Я ДОКОПАЮСЬ ДО СУТИ ЭТОЙ ИГРЫ, ДАЖЕ ЕСЛИ ЭТО БУДЕТ СТОИТЬ МНЕ ЖИЗНИ — ФИГУРАЛЬНО ВЫРАЖАЯСЬ, РАЗУМЕЕТСЯ.

Ринсвинд схватил Двацветка за руку и выволок из комнаты. Позже, когда они бежали по коридору, сопровождаемые несущимся сзади Сундуком, волшебник спросил:

— О чем это вы там болтали?

— Ну, у них уйма свободного времени, и я подумал, это может им понравиться… — задыхаясь, выговорил Двацветок.

— Что, играть в карты?

— Это особая игра, — возразил Двацветок. — Она называется… — он заколебался. Языки никогда не были его сильным местом. — На вашем языке это называется почти как та штука, которая надевается на нижнюю часть туловища и ноги, — заключил он. — Мне так кажется.

— Штаны? — начал гадать Ринсвинд. — Брюки? Лосины? Галифе?

— Да, нечто вроде.

Они выбежали в переднюю, где большие часы по-прежнему срезали секунды с жизней всего мира.

— Как ты думаешь, надолго их займет игра?

Двацветок приостановился.

— Не знаю, — задумчиво проговорил он. — Наверное, пока козыри не выйдут… Какие удивительные часы…

— Не пытайся их купить, — посоветовал Ринсвинд. — Вряд ли твой порыв здесь оценят…

— Где здесь? — полюбопытствовал Двацветок, подзывая к себе Сундук и откидывая крышку.

Ринсвинд оглянулся вокруг. В передней было темно и пусто, высокие узкие окна покрывал морозный узор. Ринсвинд опустил глаза. От его щиколотки отходила уже знакомая бледно-голубая нить. Теперь он видел, что такая же нить имеется и у Двацветка.

— Мы вроде как неофициально мертвы, — сказал он. Лучшего ответа он придумать не смог.

— О-о, — Двацветок продолжал рыться в Сундуке.

— Тебя это ни капельки не волнует?

— Ну, обычно в конце концов всё устраивается. Во всяком случае, я абсолютно уверен в том, что реинкарнация существует. В каком виде ты хотел бы вернуться в мир?

— Во-первых, я не хочу из него уходить, — твердо сказал Ринсвинд. — Ладно, давай выбираться от… о нет. Только не это.

Двацветок выудил из глубин Сундука коробку. Большую и чёрную, с рычажком и маленьким круглым окошечком спереди. А ещё у коробки был ремешок, на котором Двацветок мог повесить её себе на шею, что он и сделал.

Было время, когда Ринсвинд испытывал к этой коробке довольно тёплые чувства. Он верил — несмотря на то что весь его опыт доказывал ему обратное, — что мир по сути своей познаваем и что, если бы только ему, Ринсвинду, удалось вооружиться нужным ментальным набором инструментов, он мог бы снять с мира заднюю крышку и посмотреть, как он устроен. Разумеется, он был в корне не прав. Иконограф делал картинки вовсе не за счет того, что пропускал свет на специальным образом обработанную бумагу, как предположил было волшебник. Всё было гораздо проще — внутри него сидел маленький чертик, который хорошо чувствовал цвет и умел быстро работать кистью. Узнав об этом, Ринсвинд очень расстроился.

— У нас нет времени делать картинки! — прошипел он.

— Я быстро, — твердо сказал Двацветок и постучал по стенке иконографа.

В ней распахнулась крошечная дверца, и оттуда высунулась голова беса.

— Тысяча демонов! — воскликнул он. — Где мы?

— Это неважно, — ответил Двацветок. — Итак, сначала мы сделаем картинку часов.

Бес сощурился.