Цвет волшебства

— ВОТ ЭТО МЕНЯ ВСЕГДА РАЗДРАЖАЕТ, — пожаловался он. — С ТАКИМ ЖЕ УСПЕХОМ Я МОГ БЫ УСТАНОВИТЬ ВРАЩАЮЩУЮСЯ ДВЕРЬ.

— Интересно, что им было нужно? — сказал Чума.

— Понятия не имею, — отозвался Война. — Однако игра была хорошая.

— Точно, — согласился Голод. — Мне она показалась захватывающей.

— У НАС ЕСТЬ ВРЕМЯ ДЛЯ ЕЩЁ ОДНОГО ЭТОГО, КАК ЕГО, БОБРА, — заметил Смерть.

— Роббера, — поправил его Война.

— КАКОГО-КАКОГО БОБРА?

— Это называется роббером, — пояснил Война.

— ТОЧНО. РОББЕР, — сказал Смерть. Он посмотрел на новую звезду, ломая себе голову над тем, что она может означать. — ДУМАЮ, У НАС ЕСТЬ ЕЩЁ ВРЕМЯ, — немного неуверенно повторил он.

* * *

Выше уже рассказывалось о попытке ввести немного правдивости в сочинительство на Диске и о том, как поэтам и бардам под страхом… ну, в общем, под страхом всяких страшных последствий запретили разглагольствовать о бормочущих ручейках и розовых пальцах зари. Подумать только, они могли говорить, что чье-то лицо отправило в дальний путь тысячи кораблей, только в том случае, если представляли заверенные отчёты из доков.

И посему из уважения к этой традиции мы не будем утверждать, что Ринсвинд и Двацветок превратились в голубую, как лед, синусоиду, извивающуюся сквозь тёмные измерения; что это сопровождалось звоном, который обычно раздаётся от удара по чудовищному бивню; что перед глазами друзей промелькнула вся их жизнь (у Ринсвинда прошлая жизнь мелькала перед глазами так часто, что в самых скучных местах он уже начинал засыпать) или что вселенная шлепнулась на них сверху, как огромный студень.

Мы всего-навсего скажем правду, которая экспериментально доказана. Они услышали звук, как если бы по деревянной линейке сильно ударили камертоном, настроенным на «до диез» или «си бемоль», и двух приятелей охватило ощущение абсолютной неподвижности.

Это случилось потому, что они были абсолютно неподвижны и вокруг царила абсолютная темнота.

У Ринсвинда возникло подозрение, что что-то где-то пошло наперекосяк.

Потом он увидел перед собой бледно-голубой узор.

Он снова очутился внутри Октаво. Интересно, спросил он себя, что произойдет, если кто-нибудь откроет книгу? Сойдут ли они с Двацветком за цветную картинку?

Скорее всего, нет, решил он. Тот Октаво, в котором они находились, отличался от обыкновенной книги, прикованной к кафедре глубоко в подвалах Незримого Университета, книги, которая была всего лишь трехмерным представлением многомерной действительности и…

«Постой-ка, — сказал он сам себе. — У меня не бывает таких мыслей. Кто думает за меня?»

— Это Ринсвинд, — раздался голос, похожий на шуршание старых страниц.

— Кто? Я?

— Конечно, ты, тупица.

В истерзанном сердце Ринсвинда на миг вспыхнул вызов.

— А, вам уже удалось вспомнить, как начиналась вселенная? — ядовито осведомился волшебник. — Это было все-таки Прокашливание или Набирание Воздуха В Грудь, а может, Почесывание Головы или Попытка Вспомнить То, Что Вертелось на Кончике Языка?

— Ты, видно, забыл, куда попал, — прошипел другой голос, сухой как трут.

По идее, невозможно прошипеть предложение, в котором нет ни одной шипящей согласной, но голос сделал всё, что было в его силах.

— Забыл? Вы думаете, что забыл? — заорал Ринсвинд. — Забыть это трудновато, знаете ли! Я сижу внутри какой-то чёртовой книги и разговариваю с кучей голосов, которых я не вижу, так почему бы мне вдруг не выйти из себя?

— Полагаю, тебе будет интересно узнать, почему мы снова перенесли тебя сюда, — вступил в разговор голос возле его уха.

— Нет.

— Нет?

— Что он сказал? — спросил другой бестелесный голос.

— Он сказал «нет».

— Он действительно сказал «нет»?

— Да.

— О-о.

— А почему?

— Подобные неприятности случаются со мной всё время, — объяснил Ринсвинд. — То я падаю с Края света, то оказываюсь внутри книги, то попадаю на летучую плиту, то смотрю, как Смерть учится играть в Лосины, Галифе или одни боги знают во что… Думаете, после такого меня ещё что-то интересует?

— Ну, нам кажется, ты должен спрашивать себя, почему мы не хотим, чтобы нас произнесли, — сказал первый голос, чувствуя, что теряет инициативу.

Ринсвинд заколебался. Похожая мысль навещала его голову, но буквально на пару секунд, при этом всё время нервно оглядываясь по сторонам, чтобы её кто-нибудь не зашиб.

— Зачем вообще вас произносить?

— Это всё звезда, — ответило Заклинание. — Багровая звезда. Волшебники уже ищут тебя. Если тебя поймают, то Восемь Заклинаний будут произнесены и будущее изменится. Они думают, что Диск столкнется со звездой.

Ринсвинд обдумал это.

— А он столкнется?

— Не совсем, но в… Что это?

Ринсвинд посмотрел вниз. Из темноты неслышно вышел Сундук. В его крышке торчал длинный обломок лезвия от косы.

— Всего-навсего Сундук, — сказал волшебник.

— Но мы не звали его сюда!

— А его никто никуда не зовет, — сообщил Ринсвинд. — Он сам появляется. Не обращайте на него внимания.

— А-а. О чем это мы говорили?

— О багровой звезде.

— Правильно. Для нас очень важно, чтобы ты…

— Эй! Эй! Есть там кто-нибудь?