Коэн снова повернулся в седле. Двацветок рассказывал Бетан о том, как Коэн в одиночку расправился со змеями, составляющими армию властительницы колдуний С'белинды, и украл священный бриллиант из гигантской статуи Оффлера, Бога-Крокодила.
Морщины, покрывающие лицо Коэна, прорезала странная улыбка.
— Если хочешь, я скажу ему, чтобы он заткнулся, — предложил Ринсвинд.
— А он жаткнетшя?
— Нет.
— Пушть болтает, — позволил Коэн.
Его рука невольно опустилась на рукоять меча, отполированную до блеска хваткой десятилетий.
— Во вшяком шлучае, мне нравитшя, как он шмотрит на мир, — объявил варвар. — Его глажа видят то, што находитшя на рашштоянии пятидешяти лет.
В сотне ярдов за ними, неуклюже прыгая по мягкому снегу, бежал Сундук. Никто никогда и ни по какому поводу не спрашивал его мнения.
Близился вечер. Они подъехали к краю высокогорных равнин и начали спускаться вниз по мрачному сосновому бору, лишь слегка припорошенному снежной бурей. Пейзаж изобиловал громадными растрескавшимися скалами и настолько узкими и глубокими долинами, что день здесь длился минут двадцать. Дикий, продуваемый всеми ветрами край, где можно ожидать, что вам навстречу вот-вот выйдут…
— Тролли, — сказал Коэн, принюхиваясь.
Ринсвинд оглянулся, всматриваясь в алый вечерний свет. Скалы, которые прежде казались абсолютно нормальными, вдруг зашевелились. Невинные с виду тени наполнились подозрительными силуэтами.
— Я люблю троллей, — объявил Двацветок.
— Врёшь ты всё, — твёрдо сказал Ринсвинд. — Ты не можешь их любить. Они большие, бугристые и людей едят.
— Неправда, — возразил Коэн, неловко соскальзывая с лошади и массируя колени. — Это широко рашпроштранённое жаблуждение. Тролли никого не едят.
— Да?
— Да, они вшегда выплёвывают вшё обратно. Их желудок не переваривает людей, понятно? Шреднему троллю ничего от жижни не нужно, кроме ражве што шлавной глыбы гранита да доброй плиты ижвештняка на жакушку. Я шлышал, это потому, что они кремниш… кремниорганиш… — Коэн запнулся и погладил бороду, — жделаны иж камня.
Ринсвинд кивнул. В Анк-Морпорке тролли были не в диковинку, поскольку их часто нанимали в телохранители. Правда, содержание этих тварей влетало в копеечку — до тех пор пока они не усваивали, что такое дверь, и не переставали, покидая дом, переть напролом сквозь ближайшую стену.
Когда путешественники занялись сбором хвороста, Коэн продолжил:
— Но шамое главное — их жубы.
— Почему? — поинтересовалась Бетан.
— Алмажы. Видишь ли, только алмажы могут шправитьшя ш камнями — и вше равно троллям приходитшя каждый год выращивать жубы жаново.
— Кстати, о зубах… — вмешался Двацветок.
— Да?
— Я не мог не заметить…
— Да?
— О, ничего, — отступил турист.
— Да? А-а. Давайте побыштрее ражжигать коштер, пока ещё швет ешть. А потом, — лицо Коэна вытянулось, — полагаю, нам лучше шварить шуп.
— Ринсвинд в супах мастер, — с энтузиазмом объявил Двацветок. — О травах и корешках он знает всё.
Коэн бросил на волшебника взгляд, который позволял предположить, что он, Коэн, в это не верит.
— Што ж. Конный народ дал нам в дорогу немного вяленой конины, — сказал он. — Ешли найдешь дикий лук или што-нибудь в том же духе, это может улучшить её вкуш.
— Но я… — начал было Ринсвинд, однако решил, что продолжать не стоит.
«Во всяком случае, — рассудил он, — я знаю, на что похожа луковица. Это такая круглая белая штуковина с торчащим сверху зелёным пучком. Она должна прямо-таки бросаться в глаза».
— Я пойду поищу, хорошо? — предложил он.
— Хорошо.
— Вон там, в густом, тенистом подлеске…
— Очень даже подходящее мешто.
— Ты имеешь в виду эти глубокие овраги?
— Я бы шкажал, идеальные ушловия.
— Да, так я и подумал, — горько отозвался Ринсвинд и отправился в путь, гадая про себя, каким образом лучше подманить луковицы.
«В конце концов, — размышлял он, — на рынке они уже связаны и подвешены над прилавком, но в природных условиях лук наверняка другой. Наверное, крестьяне, или кто там занимается отловом, используют натасканных на лук собак или же поют песни, чтобы заманить луковицы в ловушку».
Он начал бесцельно шарить среди листьев и травы. На небе уже появилась парочка ранних звёзд. Под его ногами чавкали светящиеся грибы, неприятно органические и похожие на сексуальные игрушки для гномов. Ринсвинда кусали маленькие летучие существа. Другие существа, к счастью, невидимые, прыжками или скользящими движениями скрывались под кустами и с укором квакали на вспугнувшего их волшебника.
— Луковицы? — шепотом позвал Ринсвинд. — Здесь есть луковицы?
— Несколько штук растет вон там, около старого тиса, — произнёс рядом чей-то голос.
— А-а, — отозвался Ринсвинд. — Ладно.
Наступила долгая тишина, нарушаемая только звоном комаров вокруг головы волшебника.
Он стоял не шевелясь, застыв как каменный. Даже его глаза были неподвижны.
— Извините, — наконец сказал он.
— Да?
— А который из них тис?
— Маленькое скрюченное деревце с небольшими темно-зелеными иголочками.
— Ага, вижу. Ещё раз спасибо.
Он не шелохнулся. В конце концов голос непринужденно осведомился:
— Могу я ещё чем-нибудь помочь?