Цвет волшебства

Это был слабенький, писклявый голосок, и доносился он из иконографа, висящего на бесчувственном теле Двацветка.

Чёртик-художник открыл дверцу и, прищурившись, взглянул на Ринсвинда.

— Где это мы, милостивый сударь? — осведомился он.

— Точно сказать не могу.

— Мы всё ещё мертвы?

— Возможно.

— Что ж, будем надеяться, в ближайшем будущем чёрная краска нам не понадобится, потому что она вся вышла.

Дверца захлопнулась.

Ринсвинду на мгновение представилось, как Двацветок раздает свои картинки, приговаривая нечто вроде: «Это я, терзаемый миллионами демонов» и «А это я с той забавной парочкой, которую мы встретили на промерзших склонах Того Света». Ринсвинд не знал наверняка, что случается с человеком, когда тот по-настоящему умирает, а авторитеты высказывались на этот счет несколько туманно. К примеру, один смуглокожий моряк из Краеземелья считал, что после смерти обязательно попадет в рай, где его будут ждать шербет и много гурий. Ринсвинд не знал, что такое «гурия», но после некоторых размышлений пришел к выводу, что это маленькая лакричная трубочка, через которую потягивают шербет. Во всяком случае, он от шербета начинал чихать.

— Надеюсь, теперь, когда нам не мешают, — твёрдо сказал сухой голос, — мы можем продолжить. Очень важно, чтобы ты не позволил волшебникам отобрать у тебя Заклинание. Если Восемь Заклинаний будут произнесены слишком рано, произойдет нечто ужасное.

— О боги, оставьте меня в покое, а? — закатил очи Ринсвинд.

— Хорошо, хорошо. С того самого дня, когда ты впервые открыл Октаво, мы знали, что можем доверять тебе.

Ринсвинд вдруг засомневался.

— Подождите-ка, — проговорил он. — Вы хотите, чтобы я бегал от волшебников и не давал им собрать все Восемь Заклинаний воедино?

— Вот именно.

— И поэтому одно из вас забралось ко мне в голову?

— Точно.

— Вы вообще знаете, что целиком и полностью погубили мою жизнь? — с жаром воскликнул Ринсвинд. — Я, может, всё-таки стал бы волшебником, если бы вы не решили использовать меня в качестве портативной магической книги. Я не могу запомнить ни одного заклинания, они боятся лезть в голову, в которой уже сидите вы!

— Ну, извини.

— И вообще, я хочу домой! Хочу вернуться туда, где… — в глазах Ринсвинда блеснула влага, — туда, где чувствуешь под ногами булыжную мостовую, где иногда можно глотнуть неплохого пива, а вечером раздобыть приличный кусок жареной рыбы и в придачу пару больших зелёных огурцов, а может, даже пирог с угрём и блюдо с моллюсками, где всегда отыщется тёплая конюшня, в которой можно переночевать и проснуться в том же самом месте, куда ты забрел предыдущим вечером, и где нет этой жуткой погоды. Я хочу сказать, я не в обиде на вас из-за магии, наверное, я просто сделан не из того теста, из которого делают волшебников… Я всего-навсего хочу домой!

— Ты должен… — начало одно из Заклинаний.

Оно опоздало. Тоска по дому, маленькая эластичная резинка в подсознании, которая может завести лосося и гнать его три тысячи миль по чужим морям или отправить миллион леммингов в радостную пробежку на родину их предков, исчезнувшую с лица Диска в результате легкого выверта и смещения континентов, — так вот эта самая тоска по дому поднялась внутри Ринсвинда, словно съеденный на ночь салат из креветок, перетекла по тонюсенькой ниточке, связывающей его измученную душу с телом, уперлась каблуками и дернула…

Заклинания остались одни в своем Октаво.

Не считая Сундука.

Они дружно уставились на него — не глазами, но сознанием, таким же древним, как сам Плоский мир.

— Ты тоже проваливай, — сказали они.

* * *

— …Очень хочу.

Ринсвинд знал, что это говорит он сам, он узнал свой голос. В течение краткого мига он глядел через свои глаза каким-то ненормальным образом — так шпион смотрит через прорези в глазах портрета. А потом он вернулся.

— Ш тобой вшё в порядке, Ринсшвинд? — спросил Коэн. — Ты выглядел нешколько отшутштвующим.

— Ты действительно слегка побелел, — согласилась Бетан. — Как будто кто-то ступил на твою могилу.

— Гм, да, я сам туда и ступил, — отозвался он, а потом поднял руку и сосчитал свои пальцы. Вроде бы их количество осталось прежним. — Э-э, а я вообще двигался?

— Ты просто смотрел на огонь так, словно увидел привидение, — сказала Бетан.

За их спинами послышался стон. Двацветок, сжимая голову ладонями, пытался принять сидячее положение.

Его глаза сфокусировались на присутствующих. Губы беззвучно зашевелились.

— Это был поистине странный… сон, — проговорил он. — Что это за место? Почему я здесь?

— Ну, — начал Коэн, — кое-кто утверждает, што Шождатель Вшеленной вжял горшть глины и…

— Нет, я имею в виду здесь, — перебил его Двацветок. — Это ты, Ринсвинд?

— Да, — ответил Ринсвинд за отсутствием доказательств обратного.

— Там были… часы, которые… и эти люди, что… — Двацветок потряс головой. — Почему так воняет лошадьми?

— Ты заболел, — сказал Ринсвинд. — У тебя начались галлюцинации.

— Да… наверное, да, — Двацветок посмотрел на свою грудь. — Но тогда откуда у меня…

Ринсвинд вскочил на ноги.