Цвет волшебства

— Это же простой карандаш, берешь стирательную…

— И-ик!

— Хорошо, хорошо, остается лишь представить третью точку, равноудаленную от двух других… Э-э… И похоже, она находится где-то в Краевом океане или даже за Краем.

— Чтобы такие твари водились в океане? — задумчиво произнёс Чудакулли, разглядывая свежеламинированный труп.

— В таком случае третья точка, должно быть, располагается на линии, идущей в противоположном направлении…

Волшебники столпились вокруг Тупса. Там что-то было.

— И кто это рисовал? Руки бы пообрывать такому художнику… — поморщился декан.

— Изображение такое нечеткое потому, что никто толком не знает, существует это место или нет, — объяснил главный философ.

Прямо посреди моря находился крошечный континент — крошечный по масштабам Плоского мира, разумеется.

— «XXXX», — прочёл Думминг.

— Так написали, потому что никто не знает, как это место называется на самом деле, — сказал Чудакулли.

— Значит, вот куда мы его отправили, — покачал головой Думминг. — Мы забросили его в место, про которое даже толком не знаем, существует оно или нет!

— О, теперь-то мы знаем, что оно существует, — бодро ответил Чудакулли. — Должно существовать. Обязано. И должно быть чертовски благодатным местечком, если крысы там вырастают до таких размеров.

— Пойду проверю, нельзя ли перенести… — начал было Думминг.

— О нет, — решительно оборвал его Чудакулли. — Премного благодарны, но лучше не надо. Иначе в следующий раз над нашими головами просвистит слон, а когда слоны падают, от них масса беспорядка. Нет уж. Оставьте беднягу Ринсвинда в покое. Надо придумать что-то другое…

Он потёр руки.

— По-моему, самое время пообедать, — сказал он.

— Гм… — ответил главный философ. — Аркканцлер, ещё один вопрос. А ты уверен, что мы правильно поступили, когда перед отправкой той лающей штуковины подожгли верёвочку?

— О, без сомнений, — успокоил его уже спешащий к дверям Чудакулли. — Зато теперь никто не скажет, будто бы мы ею попользовались, а потом вернули. Она улетела в том же состоянии, что и прилетела…

Гекс тихонько дремал.

Волшебники были правы. Гекс не умел думать.

Слова, определяющего его способности, попросту не существовало.

Даже сам Гекс не мог сказать, на что именно он способен.

Но он собирался это выяснить.

Гусиное перо, сажая кляксы и царапая чистый лист бумаги, вдруг принялось строчить и без каких-либо очевидных на то оснований нарисовало календарь на год. Календарь венчало довольно угловатое изображение гончей, стоящей на задних лапах.

Почва была красная, точь-в-точь как в Гункунге. Но если там земля плодородная — оставив стул на лужайке, вечером на том же месте можно увидеть четыре маленьких деревца, — то здесь это песок, красный от миллиона лет прокаливания на солнце нескончаемого лета.

Изредка попадались пятачки пожелтевшей травы и низкорослые серо-зелёные деревья. Но что было повсюду, так это нестерпимый жар.

В особенности это было заметно по небольшому прудику, который располагался под бледными каучуковыми деревьями. Пруд дымился.

Из облаков пара появилась фигура человека. Человек рассеянно выбирал из бороды обгоревшие клочки.

Наконец его внутренний мир перестал вращаться, и Ринсвинд сконцентрировал внимание на четырёх мужчинах. Которые, в свою очередь, с интересом наблюдали за ним.

На всю четверку приходилось не более двух квадратных футов одежды, а лица мужчин покрывали странного вида линии и кольца.

Ринсвинд не был расистом по трём причинам. В слишком многих местах и слишком неожиданно он оказывался, чтобы в нем могли развиться подобные наклонности. Кроме того, если хорошенько подумать, самые кошмарные события в жизни Ринсвинда были связаны с очень даже белокожими людьми, с гардеробом у которых было всё в порядке. Это две причины.

Третья же причина заключалась в том, что четверо мужчин держали по копью каждый. Они неторопливо поднялись с корточек и направили острые наконечники на Ринсвинда. А в зрелище четырёх копий, нацеленных на ваше горло, есть нечто вызывающее бесконечное уважение, так что на память вам непроизвольно приходит слово «сэр».

Один из мужчин пожал плечами и опустил копьё.

— Здорово, мужик, — сказал он.

Одним копьём меньше. Ситуация потихоньку улучшалась.

— Э-э… Насколько я понял, сэр, это ведь не Незримый Университет? — спросил Ринсвинд.

Остальные копья тоже опустились. Мужчины заухмылялись. Зубы у них были очень белые.

— Может, это Клатч? Или Очудноземье? Очень похоже на Очудноземье, — с надеждой в голосе осведомился Ринсвинд.

— Честно говоря, мужик, никогда не слышал об этих мужиках, — ответил один из аборигенов.

Странная четвёрка обступила Ринсвинда со всех сторон.

— Ну и как мы его назовем?

— Мужик-Кенгуру. А что, нормально. Так кенгуру, а так мужик. Старые мужики говорят, раньше, во сне, такое случалось сплошь и рядом.

— А мне показалось, он вроде как и не кенгуру.

— Во-во.

— Но мы можем проверить.

Один из аборигенов, с виду главный, улыбаясь, приблизился к Ринсвинду. Улыбка была из тех, что обычно приберегают для имбецилов и людей с оружием. Он протягивал Ринсвинду дощечку.