— Мне удивительно, что ты знала, а я — нет! — признаки досады и обиды были заметны в интонациях мужчины.
— Валентин, что такого, что твой отец имел отношения с прекрасной и утонченной женщиной? Не говорил тебе — да, но он лишь всего-навсего боялся твоего осуждения.
— Три года боялся моего осуждения, — язвит собеседник. — Как давно ты знаешь?
Есть ли смысл скрывать это?
— С самого начала. Они познакомились на моих глазах. На благотворительном аукционе в галерее, где и работает Людмила.
— Чудесно! — шипя, восклицает Панкратов и резко разворачивается на носках на 180 градусов. Он поднимает руки и запускает обе пятерни себе в волосы, с явным желанием остыть и не поддаваться чувствам.
— Она хотела с тобой познакомиться. Возможно, когда-нибудь мы съездим к ней вместе.
Продолжая мерить комнату аккуратными шагами, Валентин качает головой.
— Я также знаю, что они венчались.
Блин! Вот сейчас за всех отдувайся!
— Правда, не понимаю, как такое возможно. Ведь без свидетельства о заключении брака не проводят подобное таинство.
Соврать?
— Ну, только если священник не твой земляк и не старый друг, — как бы между прочим намекаю я.
Панкратов меняет курс и теперь осторожно движется в мою сторону. Сердце мое замирает. Он чуть наклоняется в сторону и скользит пальцами по поверхности постели, а услышав мое частое дыхание — садится рядом. Я выпрямляю спину и сжимаю руки в кулачки.
— Почему мой отец доверял тебе больше, чем мне? — карие глаза, покрытые рваной белой дымкой, пристально смотрят на меня.
— Это не так. Он берег тебя. Тебе итак хватало забот, Валентин, а я была всего лишь его верным сотрудником, — прижимаю ладонь к его щеке, устанавливая примирительный контакт. Панкратов прикрывает глаза. — Ты веришь мне?
Он перехватывает мое запястье и привлекает к себе, а потом очень сильно и тепло обнимает. Словно очень истосковавшийся человек, я приникаю к нему, и на грани исступления вдыхаю обожаемый запах мужчины, которого я… не хочу отпускать. Мне так не хватало этих душевных объятий после всех последних эмоциональных потрясений. Только сейчас осознаю, как сильно я боялась потерять его. Волнение от пережитого завладевает мной, стоит мне сомкнуть веки, как из глаз текут горячие слезы. Сквозь трепетное замирание пробивается звук, и я навзрыд всхлипываю, орошая пиджак Валентина. Поняв, что я плачу, он едва заметно вздрагивает, от неожиданности моего поступка. Я почувствовала это лишь потому, что очень крепко обнимала мужчину.
— А что это у нас тут заяц сырость разводит? Зайцы ведь не плачут? — замечает Панкратов, ласково гладя меня по голове.
— Зайцы не плачут, а зайки плачут, — заливаясь горючими слезами и порывисто дыша, отвечаю я.
Валентин позволяет мне наплакаться вдоволь, а потом перекидывает мои ноги через свои бедра и устраивает меня словно ребенка, в усыпляющей позе, крепко прижав к своей груди. Я и не думала спать, однако на удивление быстро задремала и провалилась в сон.
Но как только послышался вежливый стук в дверь, глаза мои распахнулись.
— Ребят, — по ту сторону деревянного полотнища раздался спокойный голос Татта, — я терпеть не могу быть последней сволочью, но иногда обстоятельства вынуждают. Нам пора выдвигаться.
Глава 59
Напрасно я считала, что «допрос» не будет иметь продолжения, когда мы отправимся в аэропорт.
Уютно устроившись под теплым бочком молодого начальника на заднем сиденье машины, я испуганно вздрогнула, когда он четко и ясно задал новый вопрос. Моя реакция объяснима тем, что я еще не до конца отошла от ночной истерики. Плакала я крайне редко, а тут меня прорвало. Вот теперь надо было как-то восстанавливаться.
— Что было дальше после того, как мой отец подвез тебя домой? — волосы на моей макушке нежно всколыхнуло теплое дыхание Панкратова.
Все это мне не по душе. Про себя решаю сухо излагать факты.
— Позвонила моя подруга и пригласила меня в новый бар, — нехотя выпаливаю я.
— Света, у тебя же нет подруг, — совершенно бесконфликтно напомнил Валентин и начал накручивать локон моих волос себе на палец.
— Все-то ты помнишь, — недовольно буркнула я, уткнувшись носом в его ребра.
— Кто она?
Не отстанет же ведь!
— Ее зовут Тая, она работает в бухгалтерии головного офиса. Но она точно не замешана. Зачем ей это надо? — мигом ставлю под сомнение гипотезу Панкратова, что коллега может быть причастна.
— То есть ей не нужны деньги? — мужчина не остается в долгу.
— От денег мало кто откажется, — тут я была вынуждена согласиться со своим оппонентом, — но уж больно причина, по которой она оставила меня в баре, была вполне себе реалистичной. У нее в квартире ни с того ни сего включилась сигнализация. Ладно бы один раз, однако и после того, как ее сын-подросток ввел код, сигнализация сработала еще раз.
Услышав мои слова, Панкратов подтягивается и заметно напрягается. Мне тоже приходится сесть с прямой спиной, хотя так не хочется покидать нагретое местечко.