Он понял текст лишь наполовину. Даниэль улетает в Испанию, или умирает, или уже умер и стал звездой на небе, – во всяком случае, они расстались, и младшему брату его не хватает, очень его не хватает – «Oh, I miss him so much»[20]
. Он видит машущего на прощание Даниэля, улетающий самолет, красные сигнальные огни, он видит это сквозь пелену – сквозь пелену своих слез или сквозь пелену сна. Понятно только, что ему его не хватает. «Daniel, my brother…»Этого было достаточно. Ему не нужно было понимать больше. Его любимые стихотворения тоже ускользали от полного понимания, и именно поэтому он любил их и возвращался к ним снова и снова. Он хотел бы послушать эту песню снова, сразу же, но мог только выключить радио, чтобы следующая песня не вытеснила эту. Он сидел, и в голове его звучало эхом: «Daniel, my brother», «Lord, I miss Daniel»[21]
, «Daniel, you’re a star in the face of the sky»[22]. Он заплакал бы, если бы не разучился плакать. А он желал бы, чтобы печаль излилась из его груди потоком слез.Дома он нашел песню на YouTube и слушал ее снова и снова. Пока не вошла подруга. Она села на подлокотник его кресла и обняла его за плечи.
– Это всего лишь песня. Но в ней то, что у меня в груди, и я надеюсь, что мне все-таки удастся заплакать. – (Его подруга ничего не сказала. Она притянула его ближе к себе.) – Уже то хорошо, что это печальная песня. Я вчера попробовал Баха и Моцарта, радостные вещи. Нет, совсем не помогает. В печали поддерживает печальная музыка.
Она сказала, усмехнувшись:
– Такой хватает.
Он рассказал ей, чтό уловил из текста песни. Хотя он уже давно жил в Америке, иногда ему приходилось просить ее, американку, помочь ему.
– Мне не нужно все там понимать. Но, может быть, я что-то упускаю? Послушаешь внимательно, да?
Он не помнил, в который раз он прослушал эту песню. Но это был последний раз. Благодаря тому, что он кликнул повтор не автоматически, а сознательно, благодаря тому, что его подруга внимательно слушала, благодаря тому, что он ощущал ее рядом с собой и, повернув голову, увидел ее сосредоточенное лицо, он освободился от «Даниэля».
– Речь о боли и ранах, которые не залечиваются. Это – всё.
– Какие раны?
– Не раны прощания. Что-то старое, что было между братьями.
В последующие дни он много времени проводил вне дома. Небо сияло синевой, в желто-зеленом лесу багрово пылали клены, и у дома цвели оранжевые и розовые осенние розы. Он работал в саду, часто – вместе с подругой, временами один. Обвалилась стенка вокруг старой яблони, надо было восстановить.
Поработав, он брал собаку и шел с ней гулять. Поблизости было озеро, тропинка бежала вокруг него через лес с множеством поваленных деревьев и больших обломков скал, вдоль ручья, мимо фундаментных стен давно заброшенной мельницы и, наконец, по дамбе, с помощью которой в тридцатые годы и образовали озеро. Он знал эту тропинку, ее ровные участки, крутые подъемы и спуски, труднопроходимые места, знал открывающиеся с нее виды на заросшее кувшинками озеро. Но эта часовая прогулка вокруг озера не была ему скучна, еще и потому, что собака все время вынюхивала и выкапывала что-то новое слева и справа от тропинки и всякий раз с новой радостью убегала от него и возвращалась к нему.
«Что-то старое, что было между братьями», – он вспоминал это, выходя из дома, в саду, в лесу, на озере. Он никогда и мыслей таких не допускал, а если приходилось допускать, вытеснял их. Его брат всегда немножко унижал его, в его жизни между Германией и Америкой усматривал претенциозность, отпускал иронические замечания по поводу его отношений с людьми, недооценивал его профессиональные успехи, хвалил в его книгах второстепенное, не замечая существенного. Делалось это вскользь, и младшему брату всегда требовались какие-то мгновения, чтобы понять, что сказанное лишено всяких оснований, но, когда он это понимал, разговор уже летел дальше. Он намечал себе в следующий раз возразить или при случае и поговорить с братом об этих унижениях. Но ни того ни другого не делал. Когда он приходил, Крис и Дина приветствовали и принимали его, говорили о политике, о социальных проблемах, о литературе и часто сходились во мнениях, и такого мимолетного унижения, казалось, в этот раз не будет – и потом оно все-таки проскальзывало.
Почему? Что было между ними не так? Что он не так сделал? На протяжении многих лет они виделись редко и только в кругу семьи, и он предложил Крису раз в год встречаться и проводить день братского общения. Один раз они это сделали, а потом Крис сказал, что, если брат хочет его видеть, он может посещать его и Дину. И наверное, когда мать умерла, а братья и сестры решили раз в год встречаться, Крис тем более не видел причин, помимо общей встречи, еще отдельно встречаться с младшим братом. У него была большая семья: трое детей и шесть внуков. Ему хватало.